У пристани

— Нет, гетмане! Ты этого не сделаешь. Ты рассылал свои универсалы по всей Украйне и призывал всех, кто может, постоять за свою отчизну, волю и веру, — народ пришел, а с ним пришла и я. Мы принесли свою жизнь за отчизну, и ты не смеешь отталкивать никого из нас!.. Но, может, ты боишься, что я устрашусь лядских войск и нагоню страх на козаков? Так помни, гетмане, что брат мой никогда не отступал с поля битвы, а я — его сестра!

Слова, произнесенные Ганной, дышали такою гордостью и отвагой, что Богдан залюбовался девушкой. Несколько минут взгляд его с любовью покоился на ее вспыхнувшем от обиды лице.

— Нет, Ганно! — произнес он наконец с чувством. — Останься со мною. Останься со мною, — повторил он еще тише, овладевая ее рукою и усаживая ее подле себя.

Рука Ганны сильно задрожала в руке гетмана, голова ее склонилась на грудь.

С минуту Богдан смотрел молча, но с глубоким чувством на склоненную голову девушки.

— Останься, Ганно, — повторил он еще раз, — ты одна можешь защитить меня от всех демонов, терзающих мой дух.

— О дядьку, если бы вся жизнь моя понадобилась для этого, я не задумалась бы ни на один миг!

Слова вырвались у Ганны слишком горячо; от волнения, охватившего ее, густая краска залила ей лицо.

— Спасибо, спасибо, дытыно, — произнес тихо Богдан, сжимая ее руку, и вдруг умолкнул. Какая-то задумчивость легла на его черты. Он держал руку Ганны в своей руке, но видно было, что мысли его были далеко отсюда. Ганна молчала, затаив дыхание. Вдруг гетман быстро повернулся к ней и произнес каким-то угрюмым тоном, не подымая глаз:

— А Морозенка все еще нет...

Ганна вздрогнула и устремила на Богдана полные испуга глаза.

XLVII

Казалось, Богдан понял беспокойный взгляд Ганны.

— Нет, нет, не бойся, Ганно! — произнес он поспешно. — Теперь ни слова, ни звука... Но потом, потом, когда он привезет их, о, отомстить за все!

Богдан стиснул зубы и замолчал. Лицо Ганны омрачилось.

— Зачем мстить, дядьку? — произнесла она тихо. — Они не стоят вашей мести. Оставьте их, забудьте.

— Забыть? — повторил за ней хриплым голосом гетман и, приблизивши к Ганне свое лицо, впился в нее на мгновенье своими потемневшими от злобы и страсти глазами. — О нет! Нет! Нет! — вскрикнул он с злобною усмешкой и, вставши с места, зашагал по палатке. Видно было, что одно слово Ганны вызвало целую бурю в душе гетмана. Грустным взглядом следила за ним Ганна. Наконец Богдану удалось покорить вспыхнувшее в его душе волненье.

— Но не будем говорить об этом, Ганно, — произнес он, останавливаясь перед девушкой, — до времени все умерлоздесь... а потом каждый получит, Ганно, по делам своим.

Ганна хотела было что-то ответить, но в это время за стенами палатки раздались громкие, радостные возгласы, шум, удары в бубны и звонкие приветствия.

— Что это, уж не загоны ли? — успел только произнести Богдан, как вход распахнулся и в палатку вошли поспешно Богун, Нечай, Чарнота, Ганджа и поп Иван, сопровождаемые другими полковниками и старшинами.

— Ясновельможному гетману челом до земли! — приветствовали громко Богдана полковники.

— Друзи, орлята мои! — воскликнул радостно Богдан, подаваясь им навстречу.

— Богуне, сокол мой! Нечаю, брате! Чарнота, Ганджа, отец Иван! Спасибо, друзи, прибыли вовремя! — повторял он радостно, заключая то одного, то другого в свои объятия.

Несколько минут в палатке слышались только крепкие поцелуи да радостные приветствия.

— Торопились, батьку, да вот принесли братам еще немного славы, — ответил Богун, когда шум приветствий немного утихнул, и, вдруг обернувшись, заметил стоявшую среди старшин Ганну. — Как, Ганно, ты здесь в такую пору?! — вскрикнул он с изумлением, не веря своим глазам.

— Здесь не одна я, друже, — ответила Ганна, — почему же не быть мне здесь вместе с другими и не помочь братьям, чем я могу?

— Но ведь то люди войсковые, привычные к смерти...

— Меня выучили смеяться над ней браты-козаки.

— Ай да отрезала! Правдивая козачка! — воскликнули разом полковники.

— Эх, да и сестра же у тебя, Золотаренко! — произнес с восторгом Богун. — Нет другой такой на всем свете!

Золотаренко только молча улыбнулся.

— Нету! Нету! — вскрикнул весело Ганджа. — Она еще у нас и в Суботове всем заправляла.

— И тут всем лад и пораду дает, — прибавил Богдан, смотря с любовью на вспыхнувшее от смущения лицо девушки.

— Шановные полковники, соромите меня— произнесла наконец Ганна, — разве одна я хочу послужить своей отчизне и вере, разве мало теперь по всем загонам дивчат и молодиц, которые несут, как и вы, свою жизнь?

— Что правда, то правда, — вскрикнул шумно Нечай, — орлы, а не дивчата! Серпами и рогачами режут и колют ляхов. Скомпоновать бы такой полк да и пустить на ляхов, ей-богу, побежали бы все.

— А полковником поставить над ними нашу Варьку! — добавил Ганджа.

Шутки и остроты закипели кругом.

Тем временем Кривонос, отведя в сторону Чарноту, и журил его, и любовался им, и не знал уже, что сделать со своим любимцем, к которому он привязался всем своим ожесточенным сердцем, словно к родному сыну.