У последней черты

— А ты бы хотел, чтоб они старцами оказались? — смеётся Анатоль.

— Толик, я сегодня на работу не приду, — подмигиваю ему я. — Ты Ирке скажи, что я беру день офф. Пусть не звонит, телефон будет выключен.

— День офф, — хмыкает Ева. — Что за англицизмы?

— Ева, а ты точно не можешь Гале продать свою брошь?

— А ты что с Галиной знаком? — спрашивает Толик. — Я видел, как вы разговаривали.

— А что это за Галина такая? — удивляется она.

— Ты что! Это же, — начинает объяснять мой товарищ, но я не дослушиваю и выхожу к музыкантам.

Они как раз заканчивают очередной номер. Бухие, полуголые, необычные, шокирующие. Публика одаривает их жидкими аплодисментами, смехом и восторженным «браво». Полное разномыслие.

— Ребята, — говорю я в микрофон. — Слушайте. Я хочу вам подарить вашу же песню. Вы её сами написали, только ещё не знаете об этом.

Люди хохочут, а будущий «Аукцыон» воспринимает меня, как такого же фрика, как и они сами.

— Лёнь, дай гитару.

— Ну на, — смеётся он.

Я провожу по струнам. Из динамиков туго стреляет электрический звук.

— Это вам не «лестница в небо». «Дорога». Слова Дмитрия Озерского, музыка Леонида Фёдорова. Школа игры «пьяный мастер».

На меня обрушиваются аплодисменты. Эту песню я умею. Я её раньше играл. В прошлой жизни. Одну из немногих.

— Давайте, ребят, подыгрывайте.

Я начинаю. Уверенно бью по струнам, задавая ритм. Барабанщик подхватывает и Гаркуша тоже. У него в руках трещотка. Лёня берёт акустическую гитару и, глядя на то что делаю я, тоже начинает играть. Несколько раз мы проигрываем весь квадрат, усваивая ритм и я начинаю: пим-пим-пим-пи-и-и-м пим-пим пим-пим-пим…

А потом:

Я сам себе и небо, и Луна
Голая, довольная Луна
Долгая дорога, да и то не моя

За мною зажигали города
Глупые чужие города
Там меня любили, только это не я

Вот это да, получается, народ таращится, а пацанам вштыривает, подключается клавишник и…

Я сам себе и небо, и Луна
Голая, довольная Луна
Долгая дорога бескайфовая…

Я ловлю драйв, а чуваки охреневают и включаются, будто они уже давным-давно написали эти слова и эти ноты, и прочувствовали эти смыслы, а может быть не смыслы, а бессмысленность…

Я доигрываю и Лёня забирает у меня гитару.

— Ещё раз! — картавит он и уже сам, начинает играть, то, к чему придёт когда-нибудь потом. — Не уходи, давай, пой!

Я сам себе и небо, и Луна
Голая, довольная Луна
Долгая дорога, да и то не моя

Ну, я и пою, и они поют, и все поют. И это как-то странно, неестественно и сказочно. И слова, и музыка льются, изливаются из меня, как потоки млечного пути, образуя этот мир, очерченный стенами московской квартиры на четвёртом этаже. И мыслей нет, а на сердце становится удивительно покойно…

Я сам себе и небо, и Луна
Голая, довольная Луна
Долгая дорога бескайфовая…

И снова…

Я сам себе и небо, и Луна
Голая, довольная Луна
Долгая дорога бескайфовая…

И вдруг весь этот кайф, хипарство, братская любовь и всепрощение рассыпаются, как карточный домик. Мутный худощавый мужичонка что-то говорит Еве, наступает на неё, а никто и не видит этого. Все смотрят на меня и на «Аукцыон». А он вдруг с силой бьёт Еву в живот. Она сгибается пополам, он срывает с её груди брошь, отталкивает её от себя и начинает быстро пробираться к выходу.

Я толкаю Фёдорова и бросаюсь вперёд, гитара стонет, микрофон, падая на пол, жутко фонит и грохочет, барабанный ритм сбивается и затухает.

— Саня! — ору я и показываю пальцем на чувака, пробирающегося сквозь толпу.

Какора, бросается за ним.

— Держи вора! — кричит Гаркуша.

Следом бегу я, а Семён снова прикрывает сзади. Толпа расступается, но выходит так, что не перед нами, а перед тем чуваком, а вот Сане приходится прорубаться, как через толщу льда, расталкивая дам, господ, товарищей и всех остальных. Он буксует в человеческой толще, а я обхожу возникший затор справа и оказываюсь один, без своей гвардии в коридоре. Один на один с этим гадом.

— Отдай! — говорю я.

Он щерится и медленно отступает. Загнанный зверь будет биться до конца. От входной двери его отделяет один метр. Там свобода и радость победы, правда он понимает, что я не дам ему выйти. Надо отогнать, отпугнуть меня и тогда появится шанс выскользнуть, уйти безнаказанным и унести добычу.

— Отдай!

Мы стоим друг напротив друга. Щёлк. В его руке появляется нож. Я подхожу ближе и останавливаюсь.

— Отдай брошь.

Он шипит, как бешеный кот и бросается на меня. Блин. Ну, конечно… А что мне ещё делать-то? Ладно, давай разомнёмся, мне же больше ничего не нужно. Я полон сил, трезв и готов биться хоть до следующего вечера без перерывов.

Он бьёт снизу, держа финку в правой руке. Ладно, давай попробуем сделать по писанному.