У последней черты

Я иду к телефону, а Наташка выбегает и берёт меня за руку. Гладит мой забинтованный палец и вопросительно кивает.

— Да, — подтверждаю я её догадку. — Откусили кусачками вместе с пальцем. Но он заживёт.

Она наклоняется, легонько целует повязку в духе «у волка боли, у крокодила боли, а у Егорки заживи» и снова убегает греметь кастрюлями.

Я заказываю Москву и тоже иду на кухню.

— Посижу с тобой, — говорю я и получаю благодарную улыбку.

Хозяйствовать Наташке не привыкать, она с детства и кашеварит, и дом тащит, так что тут мне повезло.

— Что ты посмеиваешься? — бросает она на меня взгляд. — Оголодал на своих совещаниях?

— Ох, что есть, то есть. Слушай, Наташ, у меня к тебе будет просьба. Я хочу, чтобы ты завтра бумаги посмотрела. Отчёты из казино.

— Из казино? Ого! И что там нужно посмотреть?

— Не знаю, посмотреть, где там может быть обман или ошибка просто. А может там всё нормально. Просто надо со стороны глянуть. Выручка ощутимо снизилась в последнее время.

— Ладно, посмотрю, конечно. А у вас что нет бухгалтера?

— И есть и нет. У партнёрской организации есть бухгалтер, но он контролирует только уже финальную часть, понимаешь?

— Нет пока, но пойму, не переживай. Если это тебе нужно, я обязательно всё сделаю.

— Ну, и хорошо. Спасибо тебе.

Она наклоняется и чмокает меня в голову.

— Фу, ну правда, чем-то пахнет же…

От ответа меня освобождает звонок. Соединяют с Москвой. Трубку берёт Лида.

— Лид, привет. Это Егор. Как дела?

— О, Егор, привет, — отвечает она. — Нормально всё. Тебя Цвет, как раз просил разыскать.

— Чего хотел? Не знаешь?

— Да по Новосибу что-то. Там как дела у тебя?

— Нормально, — говорю я. — Боюсь, тебе надо приехать, шороху тут навести.

— Какого ещё шороху?

Голос у неё становится отстранённым.

— Да, работу подкорректировать, а то тут всё куда-то не туда, по-моему, поехало.

— Там же полно народу, — напрягается она.

— Лид, ну если говорю надо, это что по-твоему значит?

Она вздыхает.

— Не переживай ненадолго, недели две, я думаю хватит. Так что завтра прямо с самого утра. Давай Цвета. Там он?

— Да, здесь, сейчас…

— А-лё… — выдыхает Цвет, деля и без того короткое словечко на две части.

— Здорово, — приветствую его я.

— Здорово, коли не шутишь. Ты чего там народ прессуешь?

— Ух-ты, прессую? Позвонил Шишкарь? Хорошо, значит ты примерно в курсе уже. Я ему на вид неправильное поведение поставил. Он что, пожаловался, что я его кошмарю что ли?

Цвет смеётся:

— Да, точно, кошмаришь. Правильное словечко подобрал.

— Так я его, скорее всего, завтра вообще выпну оттуда. Что-то не нравится мне, как он работает. И ведёт себя слишком вызывающе. Не по чину, короче. Деловой больно.

— Чем он тебя так задел? — делается серьёзным Цвет.

— Да не то чтобы задел, просто бабки где? Деньги приносить перестал. У него там мероприятия, частные вечеринки. Мне знаешь что сказал, типа Эля тебя запишет на приём ко мне, если у меня время есть завтра. Ты к нему тоже записываешься? Может я не в курсе просто последних трендов субординации? Или чё?

— Так и сказал? — ржёт Цвет. — Вот артист, в натуре.

— Ну артистизм ладно, это же можно объяснить человеку, я как бы ноги целовать себе не требую. Но если он с финансами жульничает…

— А как ты его вычислишь?

— Да не знаю пока. По обстановке сориентируюсь.

— Ну ладно, — соглашается Цвет, — если считаешь, что он там косячит…

— Косячит? Да у него всё рыло в шерсти. Невооружённым взглядом видно. Но ты не бойся, я типа обиду вымещать не буду. Если там всё более-менее нормально, ограничусь воспитательной беседой с занесением в грудную клетку.

— Хорошо. А кого вместо него хочешь?

— Игорька своего оставлю. Он парень прямой и чёткий. А вообще с кадрами что-то делать надо. Хоть университет открывай. Лиду мне пришли. Тут Эля ни рыба, ни мясо. Слушает, что ей охранники говорят. Пусть ей инструктаж жёсткий сделает.

— Тогда Бакса лучше, — говорит Цвет.

— Нет, Бакс нам в Москве понадобится. Там у нас две точки висят, ты помнишь? Приеду, надо будет заниматься срочно.

— А ты когда приедешь?

— К воскресенью должен быть.

Утром в семь часов я захожу в «Вершину мира». Опять-таки не сразу. Но в этот раз всё разрешается быстро, через начальника смены.

— Где Шишкарь? — спрашиваю я.

— Так это… он раньше одиннадцати не появляется.

— Давай, Матвеич, звони.

— Егор Андреевич, извините, но не могу, он меня уволит.

Матвеич меня хорошо знает, он здесь с самого начала. Он не из блатных и смены у него в охране тоже не блатные, спортивные.

— Не уволит, обещаю.

С грехом пополам начсмены соглашается побеспокоить высшее руководство.

— Шишкарь, — говорю я спокойно. — Я на рабочем месте, а ты где?

— На каком ты месте? — начинает рычать тот. — Ты кто такой-на?

— Я тебе сказал в семь часов приготовить отчёты. Где они?

— Я чё шавка тебе? Эля там есть. Ей звони, сска. Совсем ох*ели, в семь утра…

— Послушай, ты чепушило.

Говорить подобным образом мне не доставляет удовольствия, но что делать, если оппонент, так сказать, литературную речь плохо всасывает? Вот очень плохо. Отвратительно просто.

— Чи-о-о?! — тянет он.