У последней черты

Разумеется, Мураду Азатовичу проще скинуть с себя это бремя, чем вертеться ужом, отбиваясь от всех заинтересованных в расследовании справа и слева. Но и уронить честь мундира в присутствии посторонних, и не просто посторонних, а ответственных посторонних, высокопоставленных и посланных большими людьми, некрасиво. Репутация же.

— Погодите, Игорь Давыдович, — качает он головой. — Мне ни из ЦК, ни из генеральной прокуратуры ничего не сообщали. Я просто на основании ваших пожеланий такое решение выдать не могу. Мне нужно сначала разобраться в его законности, поскольку подписывать его должен буду я.

— Разумеется, — недовольно отвечает Мигуль. — Нужно разобраться. Мы можем с вами наедине поговорить?

Он бросает на нас недвусмысленный взгляд и Тайманов сразу поднимается.

— Да-да, — кивает он.

— Я, конечно, не знаю всей подоплёки происходящего, — заявляет, тоже поднимаясь, Мхитарян, — но выглядит это совершенно незаконно. Я сейчас же свяжусь со своим непосредственным начальником и постараюсь выяснить, что всё это значит.

— Связывайтесь с кем угодно! — рычит Мигуль. — Решение принято на высшем уровне.

— Прям на высшем? — не сдерживаюсь я.

Не сдерживаюсь… Да я просто взбешён. Не для того я голову под пули подставлял, чтобы какой-то хрен пришёл и одним движением руки стёр неимоверные усилия целого года напряжённой работы. Ладно бы просто напрасные труды, но люди! И Абдибеков, и Злобин, и Пашка, и Ферик, и те, кого ещё дёрнут и размолотят в пыль, оказываются просто разменной монетой в чьей-то игре.

Даже те семь вчерашних упырей-убийц, оставшихся лежать на складе колхоза имени чего-то там Октября, не примиряют меня с таким положением вещей.

— Сомневаюсь, — усмехаюсь я и вызывающе смотрю в глаза Мигулю.

— Что?! — грозно сводит брови Мигуль, наводя оторопь на Тайманова и Мхитаряна.

— Сомневаюсь, что Леонид Ильич одобрил ваши подозрительные схемы. Или вы какой-то ещё более высший уровень имеете в виду?

— Ах ты, щенок! — тоже не сдерживается Мигуль. — Ты у меня одной ногой уже в тюрьме!

— Это вряд ли, — ухмыляюсь я и иду к двери. — Я ведь внук Брежнева.

В приёмной никого, только военные, выделенные для нашей охраны друзьями Скударнова. Я прошу секретаршу набрать номер Чурбанова.

Из кабинета выходят Тайманов и Мхитарян и тоже бросаются к телефону.

— Брагин, ну ты и шальной, — крутит головой следователь. — Страха не имеешь, мальчишка ещё, терять нечего.

— Нет, Агасси Робертович, — усмехаюсь я. — Терять всегда есть чего, уж поверьте.

Соединяют с Москвой мигом, и Тайманов просит всех, включая секретаршу, выйти в коридор.

— Сначала я, — заявляю я и беру трубку. — Юрий Михайлович, здрасьте. Егор.

— Привет. Ну что у…

— Ситуация требует немедленного решения, — перебиваю я и чешу без остановки. — Пожалуйста, немедленно позвоните Андропову. Прямо сейчас у прокурора УзССР находится Мигуль и принуждает его передать дело Абдибекова в КГБ. Мы здесь же, в приёмной. Несомненно, Андропов не в курсе и для него это именно то, о чём мы с вами уже говорили. Необходимо немедленно принять меры. Пожалуйста. А потом нужно надавить на генпрокурора, потому что он якобы дал согласие на это безобразие.

— Тайманов там?

— Да, рядом стоит. Олег Довлатович, подтвердите, что мне Мигуль не привиделся.

— Да, так точно, — громко и недовольно подтверждает Тайманов.

— Он позже доложит всё в расширенном виде, — добавляю я.

— Ладно, — бросает Чурбанов. — Я перезвоню.

— Э-э-э… — удивляется Мхитарян. — Егор-джан, ты правда что ли внук, а-а-а?

— Все мы чьи-то внуки, Агасси Робертович, — усмехаюсь я.

— А ты чей сын, сына или дочери…

— Агасси, ты-то хоть не клюй на его россказни, — качает головой Тайманов.

Раздаётся звонок и Мхитарян докладывает обстановку своему руководству. В приёмную возвращается сердитая секретарша и наши охранники. Несомненно, Андропов не в курсе… Ну, вообще-то это только предположение, и от того, насколько оно верное, будет зависеть очень и очень многое.

Если я ошибаюсь, то моим партнёрам и друзьям, попавшим в лапы Мигуля, я не помогу и сам буду бежать на край света, бросив всё и всех… Тик-так, тик-так… Щёлкают часы на стене. Все молчат. В эту самую минуту решается судьба многих людей. Тик-так, тик-так… Время растягивается, тогда как должно было бы ускориться.

Он может не дозвониться, Андропова может не быть на месте, его могут отвлечь… И всё это более, чем вероятно. Как раз то, что Чурбанов с первого раза выйдет на Андропова и быстро и чётко всё объяснит выглядит не слишком достоверно…

Я встаю, запихиваю руки в карманы и начинаю ходить по приёмной.

— Не маячь, — бросает Тайманов. — Не играй на нервах.

Тебе-то какие нервы? У тебя ничего не изменится хоть так маятник качнётся, хоть эдак. Вообще ничего. Безвинно осуждённого Абдибекова жалко будет? Не будет, их столько, безвинно осуждённых, одним больше, одним меньше. Сердце-то оно не железное, если за всех переживать на сколько его хватит? Уже бы разорвалось давно. Вот и черствеют сердца в рамках инстинкта самосохранения.

Тик-так, тик-так…