У подножия вулкана

Трагедия, знаменовавшая их путь по закругленной полумесяцем аллее, ощущалась и в зиянии темных рытвин у них под ногами, и в чаще высокоствольных диковинных растений, которые виделись ему сквозь темные очки сумеречно унылыми и, куда ни глянь, хирели от бессмысленной жажды, и как бы хватались, падая, друг за друга, но, словно в предсмертном видении блудницы, упорствуя, хранили некое жалкое подобие расцвета или мнимого плодородия, и кто-то неведомый, вчуже подумалось консулу, сопутствующий и состраждущий ему, обозревает и истолковывает эту трагедию, говоря: «Взгляни: убедись, сколь ненужным, сколь безотрадным может стать все то, что некогда казалось таким знакомым и родным. Коснись вот этого дерева, которое некогда было твоим другом: увы, сколь чуждым содеялось то, с чем связывала тебя кровная близость! Возведи глаза вон к той нише в стене твоего дома, где недвижно стоит изваяние распятого Христа, ведь он помог бы тебе, обратись лишь к нему с молитвой: но ты не можешь молиться. Посмотри на розы, приявшие смертные муки. Взгляни на те кофейные зерна, что Консепта разложила сушить на лужайке, как это делала прежде Мария. Дано ли тебе теперь насладиться чудесным их ароматом? Взгляни: вон бананы со знакомыми, причудливыми цветами, некогда они были эмблемой жизни, теперь же олицетворяют тлетворную и постыдную смерть. Ты разучился любить все это. Ныне любовь твоя без остатка отдана трактирной стойке: последние, жалкие крохи любви к жизни ныне обратились в яд, исподволь отравляющий тебя, и ядом стал хлеб твой насущный, когда в баре ты...

Неужели и Педро ушел? - Ивонна отчаянно сжимала его руку, но голос ее, он чувствовал, звучал почти непринужденно.— Да, слава богу.

— А что сталось с кошками?

— Регго![80] — дружелюбно сказал консул приблудному псу, как обычно шедшему за ним следом, и снял очки. Но пес ощетинился, отпрянул назад, к воротам.— Правда, в саду сам черт ногу сломит, это точно. Уже который месяц здесь, собственно, нет садовника. Хью кое-где выполол сорные травы. И бассейн вычистил... Слышишь, как журчит? Сегодня, я думаю, он наполнится.— Аллея, расширяясь, образовала круглую площадку, потом превратилась в дорожку, которая наискось пересекала небольшой отлогий лужок с клумбами, где цвели розы, и вела к «передней» двери, в тылу приземистого белого домика с черепичной, горшечного цвета кровлей, рифленой, словно крытой разрезанными вдоль половинками водосточных труб. И этот миг, полускрытое деревьями, с трубой в дальнем левом конце, откуда сочилась тоненькая черная струйка дыма, жилище их напоминало красивое суденышко, бросившее здесь якорь. — Нет. Моим уделом были хлопоты и тяжбы из-за невыплаченного жалованья. А. тут еще разные муравьи-древоточцы. Как-то ночью в мое отсутствие эти злодеи побывали в доме. И потом наводнение; сточные воды из Куаунауака осчастливили нас своим визитом, и до недавнего времени здесь пахло так, словно в саду лопнуло космическое яйцо. Но это не беда, надеюсь, ты сможешь...

Ивонна отпустила его руку и подняла цепкий побег бугенвилеи, стлавшийся поперек пути.

— Ах, Джеффри! Где же мои камелии?

— Бог их знает.

Параллельно дому лужайку рассекало высохшее русло ручья, через которое была перекинута шаткая дощечка. Меж кустами роз паук соткал свою причудливую сеть. Стая сорокопутов с надсадными криками темной, стремительной тучей пронеслась над домом. По доске они перешли через высохший ручей и очутились у «преддверия».

Старуха, похожая, как всегда казалось консулу, на мудрого темноликого гнома (возможно, некогда она была подругой какого-нибудь страшилища, стерегущего шахту под садом), со своей неразлучной шваброй, или помелом, на плече вышла шаркающими скрипучими шагами из «передней» двери — но шарканье и скрип не совпадали, словно действия каких-то самостоятельных устройств.

- А вот и Копсента, — сказал консул. Ивонна, познакомься с Консептой. Копсента, это сеньора Фермин.

Лицо гнома осветилось детской улыбкой и сразу стало наивным, как у маленькой девочки. Консепта вытерла руки о передник: пока они с Ивонной обменивались рукопожатием, консул стоял в нерешимости, рассматривая, созерцая с трезвым любопытством (хотя теперь, впервые со времени, когда он ночью очнулся от беспамятства, наступило блаженное состояние оттого, что он «хватил лишнего») вещи Ивонны, лежавшие за дверью у его ног, три чемодана и картонку, облепленные ярлыками так густо, что их можно было принять за цветочную клумбу и не составляло груда проследить весь их путь от начала до конца: отель «Хило», Гонолулу, «Вилья Кармона», Гранада, отель «Феба», Альхесирас, отель «Пенинсула», Гибралтар, отель «Назарет», Галилея, отель «Манчестер», Парнас, отель «Космо», Лондон, пароход «Иль до Франс», отель «Гегис», Канада, отель «Мехико», Мексика, а ног и новые ярлыки, недавно распустившиеся цветочки: отель «Астор», Нью-Йорк, «Таун-Хаус», Лос-Анджелес, пароход «Пенсильвания», отель «Мирадор», Акапулько, самолет «Мексиканской авиационной компании»,