У палача за пазухой

От вида ножа в его руке прошиб ледяной озноб. Я натянула цепочку наручников, обхватывая её руками. Но весь страх был не оправдан. Барс всего лишь снова порезал на мне бельё и выбросил в сторону, как настоящий варвар. И снова навис, устраиваясь между распахнутых бёдер. У меня закружилась голова от переизбытка сильнейших и противоречивых эмоций. Всё на такой грани, что подобное вряд ли возможно выдержать в трезвом уме. Словно становится хуже в тот момент, когда пытаешься сопротивляться. Словно стоит отдаться всему происходящему, чтобы не лишиться рассудка. И я попробовала это сделать. Попробовала не паниковать, когда он наклонился к моему лицу и стиснул подбородок.

– Скучала по мне? – нагло спросил, заглядывая в глаза.

– Нет, – ответила ему.

А сама позволила проскользнуть языком мне в рот, позволила себя целовать, ощущая, как накатывает болезненное возбуждение от каждой его пусть даже грубой ласки. Он опять меня ломал, настраивал под себя. И терзал так сладко, что я прикусила губу до крови, когда он дерзко ворвался в лоно своими пальцами.

– Скучала, – произнес с ухмылкой, весь довольный собой, когда понял, от чего я такая мокрая.

А мне оставалось сгореть заживо – от стыда. Или под мужчиной, который в этот раз решил не тратиться на долгие прелюдия. Он расстегнул джинсы и засунул в меня свою тугую, горячую плоть. Если бы не лежала – упала бы в обморок, потому что у меня на самом деле закатились глаза – от удовольствия. Я даже не ожидала. И не знала, что так бывает. Чтоб наслаждение отправляло в нокаут, снова и снова, с каждым выпадом мужских бедер, с каждым напористым толчком его тугого члена внутри меня.

– Боже… – сорвалось с моих губ.

Я выгнулась, запрокидывая голову и натягивая цепь. Невольно распахнула колени ещё шире, чтоб почувствовать мужчину как можно глубже. Невольно подставила грудь под его горячий рот, чем Барс непременно воспользовался, выталкивая из меня позорный стон. И ему это понравилось. Он снова схватил за подбородок и навис сверху, приказывая напряженным голосом:

– Кричи.

– Не буду, – упрямо выдохнула ему в рот.

А он отстранился и… он шлепнул меня ладонью по щеке, при этом вбиваясь мощным толчком.

– Давай!

И я захлебнулась контрастами. Легкое покалывание от пощечины встряхнуло, а следом накрыло волной наслаждения от нового ритма, убийственно частого, какого-то одичалого. На меня никогда не кричали во время секса, тем более не шлепали, даже по заднице. Мне никогда не приказывали. Поэтому я оказалась не готова к тем ощущениям, которые взорвались внутри меня ярким фейерверком. И я громко застонала, срываясь на крик, пока не задрожала от сильнейшего оргазма, будто вообще в первый раз.

А Барс продолжал издеваться. Он опять кончил вместе со мной, так же неистово, с надрывным хрипом, едва не придавив тяжестью своего тела. После такого – эйфория и опустошенность, словно полная разрядка до нуля, какая-то перезагрузка. Лишь бы после неё не установились какие-нибудь новые программы, которые мне совершенно не нужны.

– Ты начинаешь меня приятно удивлять, – сказал Барс, отстраняясь и усаживаясь меж моих ног.

Он ещё не отдышался. Уперся рукой в моё согнутое колено, будто так и надо. А мне бы уползти от него в какую-нибудь раковину. Я попыталась приподняться на руках, но в этот раз ощутила боль в запястьях и в ладонях, оказывается мокрых от крови – вот так натерла. В этот раз с моих губ сорвался стон боли.

– Сейчас позову Шустрого.

– Нет! Подожди. Дай хотя бы одеться, – попросила я.

На удивление он послушал. Расстегнул наручники и освободил. Так что я смогла вымыть руки и одеться. К тому моменту, как вышла, в комнате уже сидел Шустрый, один.

– Ого! – воскликнул он при виде моих рук. – Барс тебя пытал, что ли?

– А на что это похоже?

Он как-то непривычно смутился. А мне плевать, вообще уже на всё. Я села на кровать, подставляя руки. Тогда он раскрыл свою аптечку и обработал мои раны.

– Ты как вообще? – спросил, пока забинтовывал запястья.

Он будто смеялся надо мной. Да я бы и сама посмеялась, будь у меня другое настроение.

– Плохо.

– Потерпи, он скоро отпустит.

А я подняла к нему глаза и уставилась в лицо. Он ведь ничего не понимал. Что мне плохо потому – что было слишком хорошо под моим жестоким палачом. Кажется, я действительно здесь начинаю терять рассудок.

– Я хочу… нет, я требую, чтобы мне позволили позвонить родителям, – сказала ему.

– Лады. Я поговорю с Барсом.

* * *