У оружия нет имени

Пальцы Эйнджелы легонько коснулись струн нижнего ряда. Тихие печальные звуки наполняли деревянный корпус, заставляя того резонировать и придавать звучанию новые оттенки.

– Этот. – Девушка подняла взгляд на Чимбика, ожидая его решения по поводу покупки.

Репликант кивнул и, с трудом оторвав взгляд от инструмента, жестом подозвал продавца.

– Вы будете на нём играть, мэм?

Это, пожалуй, был один из самых глупых вопросов, заданных Чимбиком за всю его сознательную жизнь, но и удержаться от него сержант не смог.

– Нет, я его сломаю и разведу посреди каюты уютный костерок, – фыркнула в ответ Лорэй. – Конечно, я буду на нём играть.

Чимбик кивнул, бесстрастно глядя на инструмент, но в душе он уже сгорал от любопытства, нетерпения и непривычного ожидания чего-то хорошего. Кажется, дворняги называли это словом «предвкушение».

– А где вы научились играть на этом инструменте, мэм? – спросил он.

Девушка любовно погладила инструмент по корпусу.

– В некоторых семьях детей обучают не только правильно вести себя за столом, но и многим другим бесполезным навыкам, милый. Но с завелем я подружилась на Тиамат.

Эйнджела вновь взяла сержанта под руку, и на этот раз жест не вызвал у него протеста.

– Вечер будет долгим, – пообещала ему девушка и посоветовала: – С твоим аппетитом лучше сразу заказать ужин.

По возвращении в каюту сержант зачарованно наблюдал, как Эйнджела настраивает завель. Девушка сбросила туфли и устроилась на диване, умостив нижний гриф завеля на согнутой ноге. Холёные тонкие пальцы проворно пробежались по струнам, коснулись ладов и потянулись к колкам. Это занятие настолько отличалось от всего, что когда-либо видел Чимбик, что казалось принадлежащим другому миру.

Стюард, доставивший ужин, с любопытством поглядывал на девушку и так медленно расставлял блюда, что вызвал недовольство Чимбика. Репликант быстро переместил оставшиеся тарелки на журнальный столик, всучил опешившему стюарду монету и едва не вытолкал за порог.

Лишь после того, как запер дверь, репликант покосился на девушку, опасаясь увидеть осуждение на её лице. Ничего подобного. Эйнджела одобрительно улыбнулась, отложила в сторону завель и взялась за настройку миниатюрного голопроектора. Обыденные для Консорциума, в Союзе они считались предметами роскоши и непременно присутствовали в интерьере дорогих гостиниц и кают.

– Погаси свет, – попросила девушка, к некоторому удивлению сержанта.

Не видя в этом смысла, Чимбик провёл рукой по сенсору, погружая каюту в темноту. Нет, не в темноту. Мрак освещал голографический огонёк старинной, оплывшей воском свечи. Зрачки Чимбика расширились, приспосабливаясь к новому освещению.

– Для чего это, мэм?

– Доверься мне, – попросила Эйнджела, снова беря в руки завель.

Довериться… Чимбик пробовал слово на вкус, заново познавая его смысл. До этого он доверял лишь братьям. Даже командирам он лишь беспрекословно подчинялся, но не доверял. Доверие – это для людей. Как может доверять или не доверять имущество, предмет снаряжения? Равными репликанты были только друг другу, а значит, и доверять могли только братьям.

Опасности в происходящем сержант не видел, а потому молча сел на диван рядом с девушкой. Довериться? Он готов довериться. Впервые в жизни. Ей.

– На Тиамат есть легенда, – тихо, с вкрадчивыми интонациями заговорила Эйнджела, – что объятые горем души людей не могут обрести покой и селятся в деревья зинда. Умелый мастер чувствует такое дерево и превращает его в завель, через который мятежная душа может поведать свою печальную историю. Нужно только уметь слушать…

Голос Эйнджелы приобрёл особую глубину, завлекая доверчивого слушателя за собой, в иллюзорный мир сказки. Это был обман, но обман желанный. Обман того сорта, что называют волшебной сказкой.

Чимбик слушал её голос и ощущал нечто странное, чему не знал названия. Полученная от Лорэй информация не могла быть правдой. Обман или в лучшем случае дикарское верование. Но то, как она это говорила… В этом крылось что-то большее.

Зазвучала музыка. Пальцы Эйнджелы начали прихотливый путь по многочисленным струнам, то ударяя их, то щипая, то едва касаясь. Чимбик тут же отметил разницу между её движениями и движениями актёра в голоспектакле: если актёр просто водил рукой по струнам, то Эйнджела демонстрировала прекрасно развитую мелкую моторику и точность.

Но тут она запела, и мысли покинули голову репликанта.

Это было так непохоже на бравурные марши и бодрые строевые песни, что сержант поначалу опешил. Он просто слушал, замерев и не издавая ни единого звука. Казалось, он даже не дышал. Звук проникал в самую его суть, минуя сознание. Так музыка зачаровывает диких зверей. Сержант просто слушал волшебное сплетение тихой нежной музыки и самого прекрасного голоса.