У королев не бывает ног

В те времена города беднее, чем Рим, не было на целом свете, потому что нигде голодные и отчаявшиеся бедняки не влачили столь жалкого существования; но вместе с тем это был город и самый зажиточный, потому что нигде не было сосредоточено столько могущественных и во всех концах земного шара влиятельных финансовых учреждений, как на узкой, тесной и неприметной виа ди Банки. Господин Лодовико Пакионе, один из крупнейших финансовых магнатов Италии, владел тремя торговыми домами — одним в Риме, другим в Неаполе и третьим в Милане — и еще пятьюдесятью филиалами; его щупальца дотягивались чуть ли не до самой Малой Азии — при дворе султана его прозвали великим христианским купцом — magnus mercator christianus; сам султан преподнес ему в дар прелестную невольницу и двух породистых скакунов. На виа ди Банки он, как центр всей своей коммерческой деятельности, воздвиг дворец в модном причудливом стиле, который возвестил о наступлении новой эпохи и был назван «странным», «необычным», по-французски «baroque», по-итальянски «barocco», — с фасадом, полным ангелочков и драконов, с мускулистыми атлантами, держащими на плечах балкон над главным входом.

Когда Петр приблизился к нему, во дворце еще царило оживление, большинство окон было освещено, а в широкие ворота как раз въезжала повозка, нагруженная дублеными кожами, ибо в доме господина Лодовико Пакионе, кроме конторы, личных апартаментов и касс, о содержимом которых ходили фантастические слухи, размещались еще и обширные склады разнообразных товаров.

Как только Петр подъехал к банку, навстречу ему вышел служащий в строгом черном костюме, вежливо спросил, что господину угодно, и, мельком взглянув на аккредитив, который предъявил ему Петр, щелкнул пальцем и вызвал слугу, приказав позаботиться о лошади синьора, и по мраморному вестибюлю, освещенному позолоченными канделябрами, провел Петра в комнату, роскошнее и дороже которой трудно было себе что-либо представить: паркетный пол, выложенный, словно мозаика, из дерева ценнейших экзотических пород, покрывали редкостные восточные ковры, лепной потолок украшали золотые надписи, побуждающие к серьезным размышлениям: как-то: «Fugit irreparabile tempus», что означает: «Время уходит безвозвратно», или «Delenda Carthago» — то бишь «Карфаген должен быть разрушен», «Gratis pro Deo» — «Безвозмездно из любви к Богу»; в восьмигранных застекленных шкафах были выставлены алебастровые статуэтки: богиня Юнона в колеснице, запряженной павлинами, Ромул и Рем, которых кормит волчица, похищение сабинянок и тому подобное; в середине комнаты, под ярко горящей турецкой люстрой, стоял стол на тонких золоченых ножках, а вокруг него — удобные кресла, обитые позолоченной кожей. На столе лежали инкунабулы творений Боккаччо, Батисты и Банделло.

Уверенный, что господин Лодовико Пакионе поспешит и немедля лично займется делами клиента, Петр уселся в одно из кресел и стал ждать. Но поскольку способность ждать не принадлежала к числу замечательных его талантов, то несколько минут спустя он потерял терпение, встал и повернул ручку искусно вырезанных позолоченных дверей; но они выдержали его напор и даже не шелохнулись: очевидно, двери заперли на ключ или, вернее всего, — поскольку Петр не слышал ничего похожего на звяканье ключа в замке, — снаружи задвинули засов, а так как в этом доме ни на чем не экономили, то можно было себе представить, что засов этот был прочный, всем засовам засов.