У каждой ночи свой рассвет

– Разберемся. А сейчас будь добр, обеспечь мне пару минут тишины, ладно? Твое мелькание вокруг меня отвлекает.

– От чего? От любования мертвым телом? – съязвил Гриша, но топтаться перестал.

– Тут ты ошибаешься, приятель, – возразил я и, вновь сев рядом с телом, достал из кармана продолговатый кожаный футляр.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивился Хакимов, с недоумением взирая на меня.

– Что он не умер. Ну, по крайней мере, я на это надеюсь.

– Но…

– Тшш!

Из футляра я достал один из хранившихся внутри шприцев, наполненных моей собственной кровью, и без промедления воткнул тонкую иглу прямиком в сердце пацана.

– Какого фига ты творишь? – сквозь зубы прошипел Гришка и навис надо мной, отбросив тень на тело парня, но останавливать не стал. Несмотря на долгие годы знакомства и, наверное, даже дружбы, пусть и чуть странной, в Грише продолжало ютиться опасение относительно моей нынешней натуры. Я не винил его и даже не обижался. Ему и без того было непросто принять истинное положение дел, но он смог, за что я был искренне благодарен. Гриша ведь единственный, кто знал обо мне правду.

– Избавляю тебя от необходимости объяснять эту чертовщину, как ты ее назвал, – ответил я, извлекая опустевший шприц.

– Господи, ну почему? Почему я не сижу вместо Казанцева в теплой патрульной машине в полном неведении обо всем этом… – Гришка замялся и неопределенно обвел номер рукой, подбирая подходящее слово, но так и не нашел, либо предпочел не озвучивать при мне. – Что ты ему ввел?

– Кровь, – честно ответил я. Никаких изменений, впрочем, пока не происходило, и я начал сомневаться в принятом мною решении.

– Зачем? – спросил Хакимов, но тут же поднял перед собой руки, будто отгораживаясь от того, что мог услышать. – Хотя нет, не хочу об этом знать. Достаточно того, о чем я уже в курсе.

Гриша сунул руки в карманы брюк и в очередной раз отошел к входной двери, прислонившись к ней спиной.

– Я проверил раны от укуса на его шее, они до сих пор кровоточат. Слабо, но все же. Плюс его глаза, они слегка реагируют на движение, – вслух рассуждал я, скорее для себя, просто повторяя то, что заметил ранее. Ну и параллельно, чтобы удовлетворить Гришино любопытство. Как бы он ни пытался отгородиться от происходящего, я знал, что внутри его грызло желание узнать больше. В детстве он своего рвения не скрывал. Я отлично помню, как Гришка завороженно слушал истории Хакимова-старшего – его деда, занимавшего в те годы пост старшего следователя, – о странных делах, над которыми тому периодически приходилось работать. Харитон мастерски сплетал реальность и вымысел, и быть может, потому Гришка до конца не верил в то, что хотя бы доля из рассказанного дедом происходила в действительности. А затем, став взрослее, и вовсе списывал дедовы россказни на старческую слабость ума. Пока не встретил меня.

– У него пульса не было, я проверил, – отозвался позади меня Гриша, но я различил в его голосе сомнение, и буквально через секунду он сдался. – Окей, Дружинин, ладно, валяй. У меня уже голова пухнет от этих Кругов, правил и законов, по которым вы живете, но попробую справиться.

Я вздохнул и поднялся, встав к нему лицом. Честно, за все время я и сам до конца не понял, в скольких случаях это срабатывает, отчего не был уверен, что моя кровь чем-то поможет. Я старался жить в стороне от мира, к которому не по своей воле стал принадлежать, забыть о том, кто я есть теперь. А уж создавать себе подобных, когда всеми силами стараешься избегать кого-либо из Круга, мне и в голову никогда не приходило. Даже в те трудные моменты, когда одиночество едва не сводило с ума.

– Вопреки твоему мнению, будто я автоматически стал специалистом в области любой сверхъестественной херни, я хочу снова тебя заверить, что это не так, – начал я, уперев руки в бедра. Мы с Гришей в тот момент напоминали отца и нерадивого сына, которому опять и опять приходилось вдалбливать простые истины. – Но накопленные путем проб, ошибок и нежелательного опыта знания говорят мне о том, что он, – я мотнул головой в сторону тела, – не умер… окончательно.

Уверен, последнее слово ой как Гришке не понравилось. Я почти слышал мысли внутри его черепушки, так усердно он пытался угнаться за сутью сказанного мной, а затем уложить это в голове.

– То есть кровь… она ведь твоя, да? – уточнил Хакимов, но ответ, кажется, был не столь важен в общей картине, поэтому я лишь кивнул, когда Гриша уже продолжил: – кровь оживит его? Так это, значит, работает?

– Теоретически для обращения, – Хакимов едва не сморщился при звуке этого слова, – необходима кровь той же особи, что ввела яд. Но я никогда прежде не производил на свет отпрысков подобным путем, поэтому действовал наобум.

– А шприцы с нацеженной кровью ты, видимо, таскал специально на такой случай? – поддел Гриша и фыркнул с плохо скрываемым отвращением.

Я промолчал, с него на сегодня хватит откровений.