У чужих берегов

– В твоем – нет. В моем – играет существенную роль. Марлевую повязку со следами сукровицы и сильным запахом керосина мои люди обнаружили в балагане на затопленном поле, в шести верстах отсюда, где состоялась тогда трогательная встреча старых друзей...

– Значит обнаруженный корсаковской милицией труп?..

– Штабс-капитана Лихолетова...

– Здорово! И тут ты мне ничего не сказал! Все же ты скотина, Виктор!

– Зря ругаешься. Все равно: то, что ты проделал, нужно было проделать по чисто юридическим соображениям. Будешь спорить?

– Нет, не буду... Ну, дальше?

– Дальше я вспомнил: в империалистическую и Гражданскую войну солдаты, чтобы избавиться от фронта, наносили себе ранки и при помощи керосиновых повязок растравляли страшные язвы... Сперва врачи верили, что это «солдатская медицина». Ведь и посейчас в деревне керосин – «лекарствие»... Но потом военно-полевые суды стали за керосин на ранках расстреливать... Я ведь старый солдат... А господин Рутковский в прошлом студент-медик... Вся эта вторая симуляция с «сифилисом» бесподобна по своей «искренней» простоте и лиричности. Не удивительно, что ты, как говорится, – «клюнул»!.. Ну, что ж дальше? Убив дружка и переодев труп в свое платье, Рутковский бросил покойника в воду. Вспомни: в те дни по реке густо шли бревна где-то разбитого плота. Они размолотили штабс-капитана так, что и родная мать не узнала бы. Все делалось с расчетом: попробуй, найди в груде человеческого мяса пулевую ранку или разбери черты лица!

После этого подшефный исчез, как провалился... Тем неприятнее мне было получить вскоре копию протокола допроса Драницына с перечислением всех дел нашего «Нерона», о которых я с ним кратко беседовал при аресте. А вслед за сим последовал мне выговор. Только об этом – помалкивай. Это для личного пользования. Я просто так: чтобы тебе легче стало...

– Не совестно, Павлыч?

– Ладно, ладно! Знаю я, что такое профессиональное самолюбие! Ну-с, так вот: предупреждение всем нашим линейным органам фирма сделала, но и без того было ясно, что на железную дорогу Рутковский сейчас не полезет. Во-первых, требовалось переждать малую толику времени, пока все утихомирится, во-вторых, нужно было раздобыть денег. Оба, и Рутковский и Лихолетов, были нищи, как церковные крысы. Значит, начнет искать временную берлогу. А где? В деревнях нельзя. Там секретаря РИКа чуть не каждый мужик знает... Следовательно, в лесу. Лето... «Каждый кустик ночевать пустит»... Усилил я наблюдение во всех прилесных селах и деревнях. И вот стали поступать донесения из Тупицыно: некая Нюрка, работавшая весной в районной больнице, а нынче проживающая с отцом и матерью в Тупицыно, что-то зачастила в лес... И наблюдатели приметили: грибов из леса не носит, а приносит... синяки. Уйдет нормально, а вернется: то глаз подбит, то губа заплыла, то руки поднять не может... Полюбилась мне эта Нюрка до ужасти. Организовал я ей «провожатых», и выследили они брошенную углежогом землянку. Однажды ночью Нюрка исчезла из деревни. Родители, знавшие кое о чем, не беспокоились, бывали лесные ночевки и раньше, а барышня, очутившись в моем «палаццо», расплакалась и разоткровенничалась. Открылась тайна землянки. Выяснилось, что старый возлюбленный, обосновавшийся на лесной полянке, требовал от подружки организовать убийство и ограбление почтаря, ночевавшего во время наездов в Тупицыно, в доме Нюркиного папаши. Нюрка должна была «вызнать», когда у почтаря будет с собой более или менее крупная сумма денег, и сообщить возлюбленному. Роль наводчика Нюрке не нравилась. Нюрка отказалась. Рутковский сказал, что он скрывается «от растраты», и Нюрка требовала, чтобы дружок вышел из добровольного заключения, «объявился» и, отбыв срок наказания, женился на ней. Такая «программа максимум» отнюдь не входила в расчеты мерзавца, и Рутковский начал сожительницу лупцевать... Ну, если женщину, даже любящую, начинают бить чуть не ежедневно, она превращается в тигрицу...

– Скажи, Виктор Павлыч... Это правда, что твои братья расстреляны колчаковцами? – спросил я после паузы. – Ты ведь никому об этом не рассказывал.

– Правда... Но это к делу совершенно не относится...

– Нет, относится... Откуда Рутковский мог знать об этом? Вспомни-ка его слова у землянки...

– Черт возьми! А ведь правда! Откуда он мог знать?

– Твоя фамилия – настоящая?

– Самая распрадедовская.

– Кто подослал Рутковского к партизанам под видом Никодимова?

– Драницын. Он рассказал об этом подробно.

– А до этой провокаторской засылки кем Рутковский был в контрразведке?

– Сперва комендантом, потом, кажется, следователем...

– Не думаешь ли ты, что знакомство Рутковского с твоей фамилией более раннего происхождения, чем в Святском?

– Думаю, Гоша! Думаю! Сейчас – думаю! – вскочил со стула Дьяконов. – Верно, друг! Очень и очень возможно!

Помолчав, Дьяконов сказал угрюмо: