- Как это возможно, князь! - воскликнул Друцкой, обращаясь к опекуну. - Возможны ли подобные происшествия? Ведь эта девушка воспитанница императрицы и отнюдь не крепостная Гагариных.
- Не станем в этих подробностях разбираться, - слегка поморщась, ответил опекун. - Нам достаточно знать, кто она... Памфилов, - обратился опекун к письмоводителю, - прикажите разыскать в списках, кто эта Лейла.
Вскочив, письмоводитель растерянно ответил:
- Я уже весь список пересмотрел. Это невозможно, ваше сиятельство: в списках только те заключены имена, под коими эти люди значились в Воспитательном доме. Полиция, выполняя срочный приказ, действовала впопыхах...
- А разве вы не делали им перекличек?
- Неоднократно. Выкрикиваем имена, а кто отвечает "здесь" - в толпе, из тысячи людей состоящей, приметить невозможно. Народ этот склонный к шалостям. Среди них немало фабричных. Писарь кричит: "Марфа Егоровна!", а отвечает басом мужик: "Здесь Марфа!" К счастью, по случаю, этот мужик знает девушку, и можно, если прикажете, ваше сиятельство, навести справку у домоуправителя господ Гагариных в Москве.
- Это мы можем сделать потом. А пока запишем так: "Временно Л е й л а", а засим оставим пробел и впишем ее подлинное имя по справке. Все равно ей надлежит изменить прозвание... Тебя как звать, любезный?
- Нас зовут Ипат Дурдаков, - быстро ответил кучеренок.
- Так и пишите. Ипат Дураков сочетается, как это там... с Лейлой... Пропуск... И вы, отец дьякон, в метрической книге пишите: Ипат Дураков... как это там... сочетается...
- Осмелюсь, ваше сиятельство, - поправил парень, - не Дураков, а Дурдаков.
- Что же, ты не хочешь быть Дураковым? - милостиво улыбаясь, спросил опекун.
- Чем прикажете, ваше сиятельство, тем и будем, только нам известно, что Дураковы там еще в списках будут. Хоть на выборку писарей спросите.
- Так точно, - повинуясь вопросительному взгляду опекуна, ответил один из писарей. - Под литерой "добро" значится семнадцать Дураковых, среди них есть даже Ипат. А предстоящий Ипат отличается от этого Дуракова Ипата малым, а именно той же самой буквой "добро"...
- Добро! И пусть называется с добром!
Писаря взялись за перья.
- Что же вы медлите?
Дьячок встал, набрал воздуха и ответил:
- Не могу, ваше сиятельство, сан и звание не позволяют.
- Почему так?
- Могу ли я, во-первых, записывать в метрическую книгу о бракосочетании, если венчание еще не совершено?
- Но оно совершится. Сегодня же.
- Как же оно может совершиться сегодня же, если брачащихся близко к пятисот пар? Отец настоятель мне воспретил писать метрики, доколе венчание не совершится в самом деле.
- С настоятелем я поговорю. Мы будем венчать всех сразу.
- Как же это так венчать всех сразу, ваше сиятельство?
- Да так. Церковь наша может вместить пятьсот пар. Вот сразу и поведете их вокруг аналоя.
- Ваше сиятельство! Это ведь не покос, а таинство! И где мы возьмем тысячу венцов?
- А это уже не ваша забота. Пишите, что вам говорят, - сказал опекун, нахмурив брови.
- Не могу, ваше сиятельство! Во-вторых, не могу!
- Что же еще "во-вторых"?
- Во-вторых, ваше сиятельство, в святцах нет православного имени Лейла. По моему крайнему разумению, это имя поганое, магометанское, и его никак нельзя написать в метрику. В это дело непременно вступится архиерей.
Упорство дьячка удивило опекуна. На его виске надулась жилка. Однако, храня все тот же важный и открытый вид, опекун не стал спорить с дьячком и обратился к нареченному жениху:
- Любезный, а не приходилось еще тебе на конюшне парывать духовных особ?
- Нет, не доводилось, ваше сиятельство. Купцов действительно парывали!
- Сегодня я надеюсь доставить тебе это удовольствие, - приятно улыбаясь дьячку, промолвил опекун.
- Ваше сиятельство! - взмолился дьячок. - В-третьих! Позвольте мне спросить ее, в-третьих! Дева! Открой Христа ради одно только свое имя...
Девушка взглянула на Друцкого; тот, подавая ей какую-то надежду, покачал головой. Девушка, улыбаясь сквозь слезы, выпрямилась и ответила:
- Забейте - не скажу!
- Тогда, ваше сиятельство, я полагаюсь на милость и заступничество вашего сиятельства - я же человек семейный.
Дьячок, перекрестясь, раскрыл книгу и обмакнул перо в чернильницу. Писаря тоже заскрипели перьями, записывая первую пару. Дьячок прицелился пером, перебрал святцы, вспомнил имя Леонилы-мученицы, празднуемой 16 января, тщательно вывел в графе "Леонила" и потом якобы нечаянно капнул, ахнув, на буквы "о" и "н" чернилами. Присыпав кляксу песочком, дьячок успокоился и заскрипел пером дальше.
Опекун спросил Дурдакова:
- А ты, любезный, не боишься получить такую непокорную жену?
- Ничего, объездим, - ответил Дурдаков.
- Ступайте. Совет вам да любовь!
Лейла растерянно взглянула по очереди в лица комиссионеров.
Генерал, осклабясь, закатил влажные глаза. Опекун посмотрел равнодушно и сурово. Третий комиссионер, Друцкой, опять сказал глазами:
"Успокойтесь! Я ваш друг и помогу вам!"