Тысяча ударов сердца

От мамы я унаследовала вздернутый нос, пепельно-каштановые волосы и, судя по портрету в дальней галерее, глаза. Но только ли?

На ум пришла поза Эскала, привычка переносить вес на левую ногу – в точности как у отца. Их совершенно одинаковая манера кашлять… По звуку не отличить. Переняла ли я от мамы какие-нибудь характерные черты, стершиеся из памяти за долгие годы ее исчезновения?

– Здравствуй, душечка. – Подошедший Николас встал около меня на балконе.

Интересно, маме тоже приходилось выдавливать из себя улыбку? И в этом мы с ней похожи?

– Здравствуй.

– Ты участвуешь в королевской охоте на лис? – спросил Николас, приветствуя взмахами руки толпу.

До обидного не хотелось упускать такую возможность. Отец редко позволял мне выезжать за пределы замка. Но сейчас я даже порадовалась, что могу сослаться на недуг.

– Если помнишь, мне слегка нездоровится. Я бы с удовольствием присоединилась, но, пожалуй, лучше не рисковать. Впрочем, ты великолепный наездник и сумеешь отличиться.

– Не спорю, – отозвался кузен. – Но может, ты хочешь, чтобы я составил тебе компанию?

Мне стоило немалых трудов сохранить приветливый тон.

– Это совершенно лишнее. Я все равно планировала проспать весь день. – Не переставая улыбаться, я обратила взор на толпу, помахала рукой.

– Я тут подумал, – начал он, не переставая оказывать знаки внимания подданным, – зачем затягивать помолвку? Не против пожениться через месяц?

Месяц?

Возникло тягостное чувство… будто меня взяли за горло.

– Ну… нужно спросить его величество. У меня мало опыта в планировании свадеб. – Я попыталась замаскировать страх шуткой.

– Разумеется. Однако я настоятельно советую не откладывать.

Как назло, в голову не шла ни одна убедительная причина для отказа.

– Как пожелаешь, – выдавила я.

Колокола смолкли. Мы в последний раз поклонились толпе и покинули балкон. Публике еще предстояла охота на лис и танец девушек с лентами на площади. Жаль, мне не удастся полюбоваться ими хотя бы с балкона. Потом детвора под нашим чутким руководством искала расписные камешки, спрятанные в укромных уголках вокруг замка, а завершал программу грандиозный пир. Все-таки День основания – лучший праздник.

– Ты сегодня сама кротость, – улыбнулся Николас. – Пользуясь случаем, хочу обсудить еще кое-что. – Он вдруг остановился, взял мои руки в свои, и этот трепетный жест на мгновение рассеял мои страхи.

В самом деле, кого мне бояться? Николаса? Человека, с которым мы пусть шапочно, но знакомы всю жизнь? Да, он не герой моего романа, но и не злодей.

– Тебе уже восемнадцать. Ты благородная леди, принцесса, в конце концов. После объявления нашей помолвки будь добра, закалывай волосы наверх.

Сердце тревожно забилось. Буквально десять минут назад отец хвалил мою прическу.

– Но… моя мама всегда носила распущенные волосы. Нам так больше к лицу.

– Носи, но только не на людях. Анника, ты уже не ребенок, а леди не распускают волос.

Я сглотнула тугой комок. Николас ступил на опасную почву.

– Моя мать была безукоризненной леди.

Кузен склонил голову набок:

– Анника, я не намерен ссориться. – (Удивительно, почему его спокойный, рассудительный тон так действовал на нервы?) – Но тебе пора взрослеть и вести себя соответственно. Конечно, не все дамы закалывают волосы, но таковых большинство. И моей супруге не пристало выделяться.

Я высвободила руку, запустила пальцы в пепельно-каштановую копну, спускавшуюся до середины спины. Тот же оттенок, те же локоны, как у мамы. Я тщательно ухаживала за волосами: регулярно мыла, укладывала; нет ничего предосудительного в том, что они свободно струятся по плечам.

– Тема исчерпана?

– На сегодня да. Тем более нам пора переодеваться. – Николас припал губами к моей руке.

Наблюдавший за сценой отец одарил меня искренней улыбкой.

На душе скребли кошки. Но расстраивать отца не хотелось. Тем более в праздник. Лучше переждать. Пока все готовились к «охоте за сокровищами», я затаилась в гостиной и, едва улеглась суматоха, поспешила в свое единственное укрытие.

* * *

Переступив порог, я на секунду опешила и только потом сообразила почему: в библиотеке царил полумрак. Ретт забыл раздвинуть шторы, и серые тени окутали все вокруг.

Под сводами царила гробовая тишина. Ретт сидел в глубоком бархатном кресле у входа и возился с очередным замком. Заслышав мои шаги, он поднял голову, но, вопреки обыкновению, не улыбнулся.

– Тот самый хитроумный механизм? – поинтересовалась я, осторожно устраиваясь напротив.

Он кивнул и передал мне замок. Надо сказать, довольно увесистый. Я вытащила шпильку из своей неподобающей, как выяснилось, прически и принялась за работу.

– Где достал такой раритет? – спросила я, исследуя шпилькой скважину.

– В помойном ведре. Наверное, валялся где-то. Подобрали, увидели, что ключа нет, и выкинули.

В его голосе не слышалось привычного энтузиазма, и это настораживало. Прежде чем ступить на праведную стезю, Ретт орудовал в густонаселенных городках на окраине страны, где снискал себе славу виртуозного взломщика и карманника. Только очутившись в замке, он оставил прежние занятия.