Тысяча шагов в ночи

Впрочем, сложившаяся обстановка особых неудобств не доставляла, потому что при дневном свете миля по Старой Дороге, где не наблюдалось оживленного движения, чтобы привлекать таких неблагонадежных типов, как разбойники с большой дороги или хищные монстры, была едва ли опасна. Миуко, более того, наслаждалась возможностью размять ноги и, поскольку в запасе у нее оставался целый час до наступления сумерек, не имела причин для беспокойства.

Оставив врата позади, она бодро зашагала вдоль Старой Дороги, петлявшей через заброшенные поля. Во времена Эры Пяти Мечей эти равнины стали местом великой битвы, когда могущественный клан Огава напал на Удайву – на цитадель своих врагов, Омайзи, – и был истреблен здесь же. В детстве Миуко мечтала покопаться в здешних полях наряду с мальчишками своего возраста, выискивая ржавые наконечники стрел и обрывки ламеллярных доспехов, но правила приличия запрещали ей этим заниматься. А наслушавшись ужасающих историй о воинах-призраках, восставших из-под земли, Миуко решила, что играть в доме, пожалуй, куда приятнее.

Размахивая зонтиком, Миуко пробиралась через полуразрушенный мост, пересекающий реку Озоцо, которая шипящей и сверкающей изумрудной змеей пролегала вдоль крутых берегов, стремясь к столице. Когда-то мост был настолько широк, что два экипажа могли свободно проехать по нему, но землетрясение, сопровождавшее печально известную истерику Миуко, положило этому конец. Теперь, с полусгнившими балками и зияющей дырой на спуске к реке, мост едва ли мог вместить одну-единственную лошадь.

Пока Миуко переходила мост, в небе пролетела одинокая сорока, сжимающая золотой медальон в клюве.

Дурное предзнаменование, которое Миуко не заметила.

Затем среди сорняков в заросшей канаве одиннадцать раз прострекотало какое-то насекомое и замолкло.

Предвестие несчастья, которое Миуко не услышала.

Наконец, над опустевшими полями пронесся прохладный порыв ветра, заставивший пожухлые листья на пути Миуко шелестеть, словно возвещая ее об опасности.

Возможно, уделяй она больше внимания историям матери, Миуко знала бы, что в преддверии ужасных бедствий мир часто наполнялся предостережениями и возможностями изменить судьбу. Но ей не нравились те истории, а с момента внезапного отъезда матери она изо всех сил старалась избегать их, потому-то и не замечала этих знаков. А если и замечала, то говорила себе, что они ничего не значат. Она была прямолинейной девушкой с головой на плечах – слишком разумной, чтобы беспокоиться о чем-то большем, чем вид облаков на небе, которые выглядели так, будто собирались разойтись.

Будь она более внимательной, смогла бы, возможно, избежать серьезных неприятностей, быстро повернув назад и направившись тем же путем, по которому пришла, хотя это (без ее ведома) повлекло бы за собой природное бедствие, такое стремительное и внезапное, что не только запустевшая деревня Нихаой оказалась бы в зоне поражения.

В любом случае, Миуко продолжала идти.

2 Недобрый час

Заполучив чайные чашки от гончарного мастера, который трижды высказался по поводу того, как неподобающе девушке бегать по поручениям, Миуко возвращалась домой в центр деревни, стараясь не повредить обтянутую тканью коробку с чайными чашками, зажатую под мышкой.

Здесь, недалеко от старой границы, деревня полностью превратилась в руины: обвалившиеся крыши, молодые побеги, пробивающиеся сквозь половицы, птицы, порхающие сквозь огромные щели в стенах. Когда Миуко проходила мимо, с близлежащих полей начал подниматься туман, зловеще расстилающийся над канавами. Где-то на одной из заброшенных ферм пронзительно завопила кошка.

Миуко, по крайней мере, надеялась, что это кричала кошка. Согласно легенде, в густом тумане речных равнин, как поговаривали, обитали призраки убитых солдат Огавы, которые, отягощенные жаждой крови, поднимались из-под земли вместе с туманами. Наяна, так деревенские жители называли туман, что означало «пар духов».

Чайные чашки у Миуко под мышкой нервно звякнули. Успокаивающе похлопав по коробке, Миуко прибавила шаг. Может, она и не придавала большого значения россказням матери, но не была настолько глупой, чтобы задерживаться там, где могли водиться мстительные духи.

Она уже проходила старый особняк мэра с его рухнувшими воротами и пришедшими в упадок садами, когда заметила троих детей, резвящихся и прыгающих на дороге.

Раздался вскрик, за которым последовали одобрительные возгласы. Дети окружили птицу, сороку с лазоревым оперением, черной макушкой и серым тельцем, а кончики крыльев и хвоста отдавали синевой. Птица хромала, волоча правое крыло за собой, в то время как один ребенок кружил вокруг нее, подталкивая палкой. Отпрыгнув в сторону, птица приземлилась на бок и снова вскочила на лапки, когда другой ребенок бросил в нее камень. Третий ребенок как раз вытягивался, чтобы накинуться на сороку, но тут голос Миуко прорезал воздух:

– Остановитесь! Оставьте ее в покое!

Дети замерли посреди шага, уставившись на Миуко, одичавшие, словно маленькие лисы.

Один из них ухмыльнулся, обнажая свои кривые зубы.

– Заставьте нас, леди!