Тысяча и один день

Я знал. Рационально – это когда деталь у тебя получается в наименьший срок и при минимуме отходов. В общем, как мастер нас, неумех, учил, тыча носом в гору напрасных стружек, так я и ответил.

– О! – сказал старик, подняв кверху палец, и, по-моему, обрадовался. – При минимуме отходов! Это важно. Это даже главное, если по большому счету. Вот с главного и начнем. Как ты думаешь, с чего это вдруг человечество встало на Путь Обновления?

– С открытием способности людей к телепортации, – пробубнил я заученное. – С Сандры Рамирес.

– Очень хорошо. По истории, вижу, успеваешь. А ты случайно не задумывался: существовали ли иные пути?

Я угрюмо молчал. Мне было совершенно ясно, что этот говорливый старичок никогда не выпустит меня за ворота интерната. Хотелось повернуться и молча уйти, но я все-таки остался. Обида обидой, а любопытство любопытством. До сих пор никто из взрослых не спрашивал моего мнения – все просто учили.

– Не было иных путей! – пронзительным петушиным фальцетом выкрикнул вдруг привратник и добавил тише и проникновеннее: – Не было, понимаешь? Совсем. Если не считать те пути, что вели человечество прямо в могилу. А ну-ка скажи мне: что было в мире до становления на Путь?

– Ну... этот... патриархат был, – нехотя припомнил я первые страницы учебника. – Мужское иго... Женщинам... то есть людям слова не давали сказать... Ну, там, раздробленность мира, войны всякие...

– Правильно, – перебил он. – А почему, знаешь? Очень просто: потому что мужик по сути своей охотник, хищник, в азарте и алчности не знающий преград, а настоящий человек, то есть женщина, – собиратель и хранитель всего самого лучшего. Стабилизирующее начало, иначе берегиня. Без Сандры Рамирес, Ханны Гертлиц, Маргарет ван Хаймс и Анастасии Шмалько тебя в худшем случае не существовало бы вообще, а в лучшем случае ты сейчас ползал бы по помойкам в поисках пищи. Вроде крысы, только хуже. Гния заживо. Скажи-ка, ты голоден?

Я помотал головой.

– Ну то-то. Если бы вам давали историю более подробно, ты знал бы, что лет двести назад трезвые умы представляли себе наше время совсем иначе. Перенаселение – раз. Полное истощение ресурсов вследствие перенаселения и нерационального хозяйствования – два. Голод и вымирание миллиардов людей вследствие истощения ресурсов – три. Потеря немногочисленными сытыми цели и смысла бытия, наркотики, деградация и вырождение – четыре. Без всяких войн загнали бы себя в каменный век, озверели бы и начали с увлечением грызть друг другу глотки. Да что там прогнозы – уже в то время недоедало две трети населения Земли. А сейчас?

Великим спорщиком я не был, но тут начал возражать, больше из принципа, чем по сути. Очень уж мне не понравилось, что кругом прав этот дедок, а не я. Короче говоря, среди тех, кого наши мастера-наставники допустили только до циркулярной пилы и рашпиля, был Генка, до училища воспитывавшийся в подготовительном интернате имени Софьи Ковалевской. Вот он-то и рассказывал, как на территорию их интерната, расположенного где-то на юге посреди ковыльной степи, иной раз заползали степные черепахи. Их ели. «Глядишь – суповой набор ползет. А то еще в золе можно запечь. Вку-усно...»

Пронять старичка этим рассказом мне, однако, не удалось ни в какой мере.

– «Вку-усно»! – передразнил он. – Я тебе о голоде, а ты мне об изысках. Он голодал? Нет? Тогда оставим твоего дружка в покое. Сейчас на Земле живут шесть миллиардов человек и четыре миллиарда эксменов, причем сыто живут! При необходимости Земля прокормит еще столько же, если не больше. Забота о потомстве, практическая евгеника! Почти повсеместный отказ от наркотиков, включая табак. И причина всей этой благодати – женщины! Женская твердая рука. Размеренность, порядок и разум. А ты говоришь – выйти!.. С какой стати? Потому что тебе так хочется? Дави в себе первобытные желания, и будешь жив. Мало того, дашь жить другим, включая тех, кто еще не родился. Свободы захотел? Относительная свобода, милый мой, бывает на необитаемом острове, да только кому она нужна, такая свобода? Понял? Иди.

Полминуты назад я бы и сам ушел с удовольствием, но тут уж остался из чистого упрямства. С какой стати мною будет командовать привратник-калека? Только сейчас я заметил его кривую ногу и палочку, прислоненную к скамейке. А старик пожевал губами и, видно, забыл, что прогнал меня. Слова из него выскакивали складные и помногу.