Тысяча душ

Через несколько минут Калинович увидел, что она ходила по зале под руку с одутловатым, толстым гусарским офицером, что-то много ему говорила, по временам улыбалась и кидала лукавые взгляды. На все это тот отвечал ей самодовольной улыбкой.

Звонок пробил.

- Adieu, mon Gabriel!* - воскликнула дама каким-то комически-печальным тоном, протягивая гусару руку.

______________

* Прощай, мой Габриэль! (франц.).

- Adieu, - отвечал тот сиповатым голосом.

Дама подошла к Калиновичу. Тот встал и взял ее мешок.

- Bien merci! - поблагодарила она и мило улыбнулась.

- Vous avez deja un cavalier!* - проговорил им вслед гусар.

______________

* У вас уже есть кавалер! (франц.).

- Oui, - отвечала дама, проворно уходя.

Калинович молча следовал за ней. В вагоне она начала распоряжаться как дома. Положив рядом с собой мешок и проговоря севшему напротив Калиновичу: "Pardon, monsieur, permettez"*, - протянула свои очень красивые ножки на диван, причем обнаружила щегольски сшитые ботинки и даже часть белых, как снег, чулок. Когда поезд тронулся, Калинович внимательно вгляделся на свою спутницу. Оказалось, что она была с каким-то идеальным выражением в лице; голубые глаза ее были томны и влажны, ресницы длинны. Сквозь белую нежную кожу просвечивались синенькие жилочки; губки были полные, розовые и с постоянной улыбкой. Заметив пристальные взоры на себя своего соседа, дама в свою очередь сначала улыбнулась, а потом начала то потуплять глаза, то смотреть в окно. Станции через две ей наскучил этот немой разговор.

______________

* Простите, сударь, позвольте (франц.).

- Вы Петербурге живете? - спросила она.

- Да, - отвечал Калинович, не желая сказаться провинциалом. - А вы? прибавил он.

- Петербурге... Там весело...

- Весело?

- Да, балы... маскарад... итальянская опера я бываю.

При этих словах Калиновичу невольно вспомнилась Настенька, обреченная жить в глуши и во всю жизнь, может быть, не увидающая ни балов, ни театров. Ему стало невыносимо жаль бедной девушки, так что он задумался и замолчал.

- О, какой вы скучный! Для чего? - проговорила спутница.

Калиновичу захотелось пококетничать.

- Я потерял мою невесту, - отвечал он, взглянув на подаренное ему Настенькой в последний день кольцо.

- А! Вы любили? - произнесла соседка протяжно. - И я любила, прибавила она и позевнула.

Калинович посмотрел на нее.

- А теперь вы любите? - спросил он.

- Теперь? Не знаю... Нет!

- Кто же вас провожал?

- А! Вот вы что думаете! Нет, это мой брат, - отвечала дама и лукаво засмеялась. - Князя Хилова вы знаете Петербурге? - прибавила она.

- Нет, не знаю... Это тоже брат?

Дама засмеялась.

- О нет, это мой знакомый... Он милый.

- Милый?

- Да, а то вот у него есть друг его, тот - фи! Гадкий, толстый, нос красный! Фи! Не люблю.

- Гусар тоже толстый.

- Нет, тот добрый, брат добрый.

- Вы, конечно, иностранка, но откуда вы родом? - спросил Калинович.

- Зачем?.. Я русская...

- Нет, вы не русская, потому что говорите неправильно: вы или немка, или полька.

- О нет... я турка, - отвечала дама и опять засмеялась.

- После этого все турчанки красавицы, если на вас похожи, - заметил Калинович.

- О, какой вы льстец! - воскликнула она.

- Почему ж я льстец?

- Так... льстец... Мамзель Сару вы знаете?

- Нет, что ж, она хороша?

- Да, только злая такая, ужас - фи!

Разговор продолжался в том же тоне, и Калинович начинал все более и более куртизанить. Здесь мне опять приходится объяснять истину, совершенно не принимаемую в романах, истину, что никогда мы, грубая половина рода человеческого, неспособны так изменить любимой нами женщине, как в первое время разлуки с ней, хотя и любим еще с прежнею страстью. Дело тут в том, что воспоминания любви еще слишком живы, чувства жаждут привычных наслаждений, а между тем около нас пусто и нет милого существа, заменить которое мы готовы, обманывая себя, первым хорошеньким личиком.

- Вы будете обедать? - спросил Калинович, подъезжая к Твери.

- Да, я люблю кушать, - отвечала соседка.

- Есть, - поправил Калинович.

- Ах, да, есть... хорошо, - отвечала она, и когда поезд остановился, Калинович вел ее уж под руку в вокзал.

- Il fait froid!* - проговорила она, кокетливо завертываясь в шаль.

______________

* Холодно! (франц.).

"Премиленькая!" - подумал Калинович и чувствительно пожал ее руку своим локтем.

- Два обеда! - сказал он лакею. - Voulez-vous du vin?* - обратился он к своей даме.

______________

* Хотите вина? (франц.).

- Да, я люблю, comment cela dire boire?*.

______________

* Как это сказать пить? (франц.).

- Пить!

- Да, пить.

- Бутылку шампанского! - сказал Калинович человеку.

Тот подал; пробка щелкнула.

- Ах! - вскрикнула дама.

- Испугались?

- Да, это громко, я пугаюсь, - отвечала она и потом, положив пальчик на край стакана, из которого пенилось вино, сказала: - Ну, ну, будет!.. Не смей больше ходить.

"Прехорошенькая!" - думал Калинович.

Дама начала с аппетитом кушать котлеты.

Перед жарким он поднял бокал и проговорил.

- Votre sante, madame!*

______________

* За ваше здоровье, сударыня! (франц.).

- Et la votre, monsieur*, - отвечала она, тоже выпивая, но тотчас поморщилась, проговоря: "Ай, горько!"

______________