Молодой смотритель находился некоторое время в раздумье: ехать ли ему в таком экипаже, или нет? Но делать нечего, - другого взять было негде. Он сделал насмешливую гримасу и сел, велев себя везти к городничему, который жил в присутственных местах.
Войдя в первую комнату, Калинович увидел чрез растворенную дверь даму с распущенными волосами, в одной кофте и юбке; при его появлении дама воскликнула:
- Что это, батюшки, что это все шляются!.. - И, как пава, поплыла в дальние комнаты.
Калинович остался один; он начал слегка стучать ногами. Явилась толстая горничная девка в домотканом платье и босиком.
- Пошто вы? - спросила она.
- Принимают? - сказал Калинович.
Девка выпучила на него глаза.
- Ольгунька!.. Пострел!.. С кем ты тут болтаешь? - послышался голос городничего.
Девка ушла к барину.
- Пришел какой-то, не знаю, - отвечала она.
- Да кто такой?
- Не видывала, барин, не знаю.
- Поди скажи, коли что нужно, в полицию бы пришел; а теперь некогда, решил городничий.
- Подьте, теперь некогда, ужо в полицию велел прийти, - повторила девка, возвратившись.
Калинович усмехнулся.
- Потрудись отдать карточку, - сказал он, подавая два билетика с загнутыми углами.
- Барину, что ли? - спросила девка.
- Барину, - отвечал Калинович и ушел.
"Это звери, а не люди!" - проговорил он, садясь на дрожки, и решился было не знакомиться ни с кем более из чиновников; но, рассудив, что для парадного визита к генеральше было еще довольно рано, и увидев на ближайшем доме почтовую вывеску, велел подвезти себя к выходившему на улицу крылечку. Почтмейстер, видно, жил крепко: дверь у него одного в целом городе была заперта и приделан был к ней колокольчик. Калинович по крайней мере раз пять позвонил, наконец на лестнице послышались медленные шаги, задвижка щелкнула, и в дверях показался высокий, худой старик, с испитым лицом, в белом вязаном колпаке, в круглых очках и в длинном, сильно поношенном сером сюртуке.
- У себя господин почтмейстер? - спросил Калинович.
- Я самый, сударь, почтмейстер. Чем могу служить? - отвечал старик протяжным, ровным и сиповатым голосом.
Калинович объяснил, что приехал с визитом.
- А!.. Очень вам, сударь, благодарен. Милости прошу, - сказал почтмейстер и повел своего гостя через длинную и холодную залу, на стенах которой висели огромные масляной работы картины, до того тусклые и мрачные, что на первый взгляд невозможно было определить их содержание. На всех почти окнах стоял густо разросшийся герань, от которого распространялся сильный, удушливый запах. В следующей комнате, куда привел хозяин гостя своего, тоже висело несколько картин такого же колорита; во весь почти передний угол стояла кивота с образами; на дубовом некрашеном столе лежала раскрытая и повернутая корешком вверх книга, в пергаментном переплете; перед столом у стены висело очень хорошей работы костяное распятие; стулья были некрашеные, дубовые, высокие, с жесткими кожаными подушками. Посадив Калиновича, почтмейстер уставил на него сквозь очки глаза и молчал. Калинович тоже не заговаривал.
- Вы изволили, стало быть, поступить на место господина Годнева? спросил, наконец, хозяин.
- Да-с, - отвечал Калинович.
- Так, сударь, так; место ваше хорошее: предместник ваш вел жизнь роскошную и состоянье еще приобрел... Хорошее место!.. - заключил он протяжно.
Калинович сделал гримасу.
- А напредь сего какую службу имели? - спросил, помолчав, хозяин.
- Я всего два года вышел из Московского университета и не служил еще.
- Из Московского университета изволили выйти? Знаю, сударь, знаю: заведение ученое; там многие ученые мужи получили свое воспитание. О господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй! - проговорил почтмейстер, подняв глаза кверху.
Некоторое время опять продолжалось молчание.
- А из Москвы давно ли изволили отбыть? - снова заговорил он.
- Я прямо оттуда приехал.
- Так, сударь, так; это выходит очень недавнее время. Желательно бы мне знать, какие идут там суждения, так как пишут, что на горизонте нашем будет проходить комета.
- Что ж? Это очень обыкновенное явление; путь ее исчислен заранее.
- Знаю, сударь, знаю; великие наши астрономы ясно читают звездную книгу и аки бы пророчествуют. О господи помилуй, господи помилуй, господи помилуй! - сказал опять старик, приподняв глаза кверху, и продолжал как бы сам с собою. - Знамения небесные всегда предшествуют великим событиям; только сколь ни быстр разум человека, но не может проникнуть этой тайны, хотя уже и многие другие мы имеем указания.
- Какие же указания и на что именно? - спросил Калинович, которого хозяин начал интересовать.
- Многие имеем указания, - повторил тот, уклоняясь от прямого ответа, откапываются поглощенные землей города, аки бы свидетели тленности земной. Читал я, сударь, в нынешнем году, в "Московских ведомостях", что английские миссионеры проникли уж в эфиопские степи...
- Может быть, - сказал Калинович.