Тысяча девятьсот восемьдесят пятый

Он вернулся в свое тело, когда то шло куда-то по улице. Мела метель — настолько густая, что было почти темно. Тело дошагало до угла, повернуло налево, пересекло улицу и вошло в какой-то двор — четко и целеустремленно, будто имея перед собой ясно поставленную задачу. Что оно собирается делать? Осторожно оглядываясь, тело выбралось через какую-то калитку в узкий переулок и оказалось перед высоченным бетонным забором с колючей проволокой наверху. «Что это?… — удивился Эрик, — Похоже на тюрьму.» Из расположенного рядом подъезда выползла крошечная оборванная старушонка и, сгибаясь под ударами вьюги и бременем лет, поковыляла по тротуару. Из-под ворот заброшенного гаража выскочила мутантная кошка-летяга, повела шальными желтыми очами, взлетела по забору, перемахнула через колючую проволоку и исчезла на той стороне. Эрик проследил взглядом ее траекторию и остолбенел — заполняя весь горизонт, за забором высилась башня Лефортовской тюрьмы. Зачем его сюда принесло?!… Он перехватил бразды правления своим телом, резко повернулся и пошел в обратном направлении.

Когда тело и сознание Эрика соединились в следующий раз, он выходил из метро на станции Арбатская. Он прошел мимо кинотеатра «Художественный», пересек Бульварное Кольцо и углубился в лабиринт арбатских переулков. Некоторое время он блуждал без цели и направления … и, наконец, обнаружил себя в центре какого-то двора, созерцающим странный — круглый, как колонна, — дом. Эрик дернул входную дверь — та распахнулась. Преодолевая непонятно откуда взявшийся неимоверно сильный ветер, Эрик поднялся по винтовой лестнице на крышу — круглую площадку радиусом метров десять. Там стоял одетый в черную каракулевую шубу старик. «Хотите, я почитаю вам стихи?» — спросил старик, потирая изборожденный морщинами лоб. Тут-то Эрик и понял, что старик является галлюцинацией — скорее всего, безвредной … так что можно расслабиться и отдаться поэзии! (И словно в доказательство его умозаключения тучи на небе превратились в гроздья голубой ваты, а падавший из них снег — в лепестки роз.) «С удовольствием!» — ответил Эрик и отошел в сторонку, чтобы не мешать.

Прочитанное стариком стихотворение

Вечер. Пустынные коридоры. Одиночество.

Близкие и родные рассеяны по земному шару.

Сорок прожитых лет висят за плечом бесполезным сроком.

Глухая боль в сердце и непривычное отсутствие мыслей.

Боль в сердце -

из-за нанесенных мне и нанесенных мною ран и разочарований.

Отсутствие мыслей -

неиспытанное доселе чувство -

льется на разлинованную бумагу.

За окном комнаты — смех … Господи, почему я здесь никому не нужен?

Господи, почему туда, где я нужен, я никак не могу добраться?

Господи, почему тех, кто мне нужен, никогда не бывает рядом?

Когда-нибудь, в один из таких вечеров, я закончу все разом.

Что я несу … у меня не поднимется рука сделать такую глупость!

У меня слишком много аппетита и интереса к жизни!

(А изнутри кто-то неприятным голосом возражает:

"Аппетит и интерес к жизни?… Побойся Бога!

Раньше — может быть, но только не сегодня.

Сейчас ты ощущаешь лишь тоску и щемящую боль в сердце.")

Ну и что?… Я знаю точно — боль и тоска отступят!

Они скоро снимут свои ледяные ладони с моего тела.

(А изнутри кто-то неприятным голосом возражает:

"Так-то так, но ведь с каждым годом боль становится все

острее!

А приступы тоски одолевают тебя все чаще и длятся все

дольше!

И когда-нибудь, в один из таких вечеров …")

Ерунда! Отнять собственную жизнь у меня просто не хватит духа …

Как бы ни было больно, полное забвение еще страшнее!

("Подожди, скоро боль пересилит трусость … такое уже

случалось.

Не ты будешь первым и не ты — последним!")

Господи, надо же так расклеиться (говорю я себе), даже слеза прошибла …

Да полно себя жалеть — завтра будет новое утро!

Завтра появятся новые люди и новые впечатления.

Завтра придет письмо от кого-нибудь, кто меня любит.

Я закрываю глаза и расслабляю мысли,

а потом повторяю про себя раз за разом -

новые люди и новые впечатления, ощущение чего-то

достигнутого.

И главная цель в жизни: защитить тех, кого любишь, от враждебного мира.

(А изнутри кто-то неприятным голосом возражает:

"Мир сильней тебя — защитить никого не удастся.

И когда-нибудь, в один из таких вечеров …")