Тысяча девятьсот восемьдесят пятый

Осторожно ступая по заваленному ржавыми трубами и каким-то тряпьем полу, они подошли к массивной двери из суперпластика. «Калач, открой. — приказал Рябов, — И чтоб ни шороха …» Обуреваемый важностью момента, дефективный сунул свой фонарь Аннете, спустил с плеч рюкзак и стал развязывать тесемки. «Херово мне … — сипло пожаловался татуированный, — Рожу тянет прямо невмоготу … вот-вот лопнет.» «Потерпи чутка … — ободрил его Рябов, — Немного осталось.» Калач достал похожую на большую готовальню коробку и откинул крышку — в коробке лежали тонкие непонятные инструменты из светлого блестящего металла. Он стащил перчатки и протянул Рябову: «Подержи!» — тот молча принял. «Сесть … — прохрипел татуированный, — … хочу!» Эрик осторожно посадил его на пол, прислонив спиной к стенке. Дефективный достал из «готовальни» две спицеобразные штуки с тонкими гибкими лопаточками на концах и шляпками, как у гвоздей, и склонился перед дверью; «На замок свети!» — повелительно приказал он Аннете. Движения вора стали на удивление точными и быстрыми — он вставил лопаточки в замочную скважину, поводил вверх-вниз и, зафиксировав правильное положение, одновременно нажал на шляпки. Раздался негромкий щелчок, дверь приоткрылась. «Ловкость рук и никакого мошенства! — шепотом похвастался дефективный, обращаясь почему-то к Эрику, — Учись, фраер, пока я жив … это тебе не косинус-хуесинус!» «Хлебало заткни!» — одернул Рябов, бесшумно растворяя дверь. Эрик увидал маленькое помещение со стеллажами, заваленными картонными коробками, пачками бумаги, стопками дискет, папками и прочими канцелярскими товарами. Он помог татуированному встать; «Я теперь сам … — вор оперся рукой о стенку и застыл, покачиваясь, — Отлезь.» В противоположной стене кладовки была дверь, из-под которой сочилась слабая струйка дневного света. «Тц-тц-тц … — расстроенно поцокал языком Рябов, — Может, тебе здесь обождать, Ворон?» Дефективный защелкнул «готовальню», уложил ее в рюкзак и затянул тесемки. «Не-е … — с придыханием отвечал татуированный, — Не боись, я … того … на собачку нажать сил хватит!» Гришаня повернул выключатель на стене, и кладовку залил неожиданно яркий свет: «Погодите, пока глаза к свету привыкнут. — он выключил и убрал в карман фонарь. — Чего делать, помните?» «Помним.» — отвечал дефективный. «Ну, с Богом!…»

Рябов толкнул дверь и шагнул в расположенную за ней комнату. Татуированный нетвердо последовал за ним. Аннета придержала дверь, дав ей беззвучно закрыться.

Несколько следующих секунд прошли в абсолютной тишине, потом раздался странный шум, более всего похожий на звук плевка: П-пью! И тут же еще раз: П-пью! Потом опять наступила тишина, а минуты через полторы дверь кладовки распахнулась — на пороге стоял Рябов: «Выходите.» Аннета, Эрик и дефективный вышли наружу и оказались в большой комнате, уставленной рядами концелярских столов. В проходе ничком лежала полная женщина в ярко-малиновом вязаном костюме, вокруг ее головы растекалась лужа крови. (Юбка женщины задралась, открыв ляжки и ягодицы, обтянутые черными фланелевыми панталонами.) Из под одного из столов торчали мужские ноги в серых измятых брюках и стоптанных ботинках — верхней половины тела видно не было. «Заведующая и заместитель?» — спросил Рябов; Аннета кивнула. Эрик расстегнул застежку у ворота комбинезона, откинул шлем за спину и с наслаждением вытер лоб тыльной стороной ладони. Следуя за Рябовым и Аннетой, он осторожно обошел мертвую женщину, вышел из комнаты в коридор, свернул направо и оказался перед массивной стальной дверью с цифровым замком. «Вперед и с песней!» — шепотом приказал Рябов.

Дефективный плюхнул рюкзак на пол, пал на колени и стал торопливо развязывать тесемки.