Тысяча четыреста восемнадцать дней(Рассказы о битвах и героях Великой Отечественной войны)

Кейтель быстро поднялся, устремив на нас недобрый взгляд, а затем опустил глаза и, медленно взяв со столика фельдмаршальский жезл, неуверенным шагом направился к нашему столу. Монокль его упал и повис на шнурке. Лицо покрылось красными пятнами.

Вместе с ним подошли к столу генерал-полковник Штумпф, адмирал флота фон Фридебург и немецкие офицеры, сопровождавшие их. Поправив монокль, Кейтель сел на край стула и слегка дрожавшей рукой подписал пять экземпляров акта. Тут же поставили подписи Штумпф и Фридебург.

После подписания акта Кейтель встал из-за стола, надел правую перчатку и вновь попытался блеснуть военной выправкой, но это у него не получилось, и он тихо отошел за свой стол.

В 0 часов 43 минуты 9 мая подписание акта безоговорочной капитуляции было закончено. Я предложил немецкой делегации покинуть зал. Кейтель, Фридебург, Штумпф, поднявшись со стульев, поклонились и, склонив головы, вышли из зала. За ними вышли их штабные офицеры…

От имени Советского Верховного Главнокомандования я сердечно поздравил всех присутствовавших с долгожданной победой. В зале поднялся невообразимый шум. Все друг друга поздравляли, жали руки. У многих на глазах были слезы радости…

В 0 часов 50 минут 9 мая 1945 года заседание, на котором была принята безоговорочная капитуляция немецких вооруженных сил, закрылось».

Всего двенадцать лет просуществовал «тысячелетний рейх», «тысячелетняя империя», как называли гитлеровцы изуродованную ими Германию. Теперь перед немецким народом открылся путь к очищению от фашистской скверны. И как мы знаем, миллионы немцев пошли этим путем, создав в итоге первое в истории немецкого народа государство рабочих и крестьян — Германскую Демократическую Республику. ГДР стала членом миролюбивого и мощного содружества социалистических стран. День 8 мая вошел в ее красные даты как праздник освобождения от фашизма.

Тишина, уже неделю стоявшая над Берлином, утром 9 мая взорвалась выстрелами из всех видов оружия. Стреляли пистолеты, автоматы, минометы, пушки, танки. Это солдаты, бравшие Берлин, салютовали долгожданной победе. Рассказывают, в тот день на праздничном банкете маршал Жуков плясал «Русскую». Он и подпись свою поставил на рейхстаге — среди тысяч подписей советских воинов.

Жизнь танкистов на войне проходила в грохоте своих выстрелов, чужих взрывов, в гуле мотора, в лязге гусениц. И вот все стихло. Победа!

«Победа». Картина П. Кривоногова.

Великое воодушевление разлилось в тот день по всему миру и величайшее — по нашей советской земле. Победили! Такому врагу завели руки за спину! Отстояли наш социализм. Не только отстояли — утвердили прочнейшим образом. Мысли людей всех стран, близких и далеких, как весенние ласточки летели к Москве — средоточию доброты, силы и справедливости.

Сами москвичи покинули свои дома и шли на Красную площадь — праздновать первый День Победы. Военных людей, не спрашивая, кто они, обнимали, целовали, хватали в охапку и качали — подбрасывали над морем человеческих голов. В полночь грянул невиданный, неслыханный салют — из тысячи орудий тридцать залпов!

Москва ликовала.

Днем москвичи встречали у Белорусского вокзала первые поезда с солдатами-победителями.

Салют Победы в Москве. Самая радостная, самая красивая во всех веках ночь столицы.

Никогда наш советский народ еще не был охвачен такой дружной радостью. Дружная радость была залогом того, что на пепелищах отстроятся села, из развалин встанут города и продолжится жизнь на бескрайних просторах Отчизны. Продолжится, умножится, несмотря на кощунственное противодействие наших союзников, «союзничков», как их во время войны называли солдаты в окопах.

Английский журналист Ральф Паркер, человек известный в газетном мире того времени, 9 мая был в Москве. О самых сильных впечатлениях написал вот что:

«Стоя на Красной площади в этот майский день… я чувствовал себя, как человек на берегу громадного и глубокого моря, воды которого, наконец, успокоились после сильной бури».

И вот что:

«На Моховой улице я пробрался сквозь толпу проходивших мимо москвичей и вошел в здание американского посольства. У закрытого окна стояла высокая фигура Джорджа Ф. Кеннана, советника посольства Соединенных Штатов в Москве. Он молча наблюдал за толпой, встав так, чтобы его не было видно снизу. Шум на улице стал несколько слабее, перейдя в глухой перекатывающийся гул.

Я заметил на лице Кеннана, наблюдающего эту волнующую сцену, странно недовольное и раздраженное выражение.

Потом, бросив последний взгляд на толпу, он отошел от окна, сказав:

— Ликуют… Они думают, что война кончилась. А она еще только начинается».