Тысяча благодарностей, Дживс!

– Ну, и как вы поступили? – спросила прародительница, горя от нетерпения, и Мак-Коркадейл ответила характерным для себя хмыканьем-фырканьем. В нем слышались и утечка пара, и случайная встреча двух-трех кошек с двумя-тремя собаками, и шипение кобры, вставшей поутру не с той ноги. Интересно, как реагировал на этот звуковой эффект покойный мистер Мак-Коркадейл? Может быть, находясь под впечатлением от него, он решил, что попасть под трамвай – не самое худшее в жизни.

– Я вышвырнула его поганой метлой. С гордостью могу сказать, что собираюсь победить в честной борьбе, и его предложение было мне глубоко противно. Если надумаете добиваться его ареста, хотя не представляю, как он мог бы осуществиться на практике, его адрес: Ормонд-креснт, 5. Он, кажется, положил глаз на мою горничную и дал ей свой адрес. Но повторяю, серьезных оснований для ареста нет. Наш разговор проходил без свидетелей, и он может преспокойно отказаться от своих слов. Жаль. Я испытала бы истинное наслаждение, увидев, как его повесят и четвертуют.

Она снова фыркнула, и прародительница, знающая толк в правилах хорошего тона, поспешила задобрить ее комплиментом. Она сказала, что мамаша Мак-Коркадейл заслуживает ордена.

– Ну что вы.

– Так благородно было с вашей стороны отказать этому человеку.

– Как я уже говорила, я собираюсь победить в честной борьбе.

– Вам было не только глубоко противно выслушивать его предложение, но и досадно отрываться от работы над речью.

– Особенно если учесть, что за несколько минут до того меня оторвал от работы странный молодой человек, показавшийся мне слабоумным.

– Ну, это, должно быть, мой племянник Бертрам Вустер.

– Ах, простите.

– Ничего-ничего.

– Возможно, у меня сложилось превратное впечатление о его умственных способностях. Наша беседа была очень краткой. Мне только показалось странным, что он пытается убедить меня голосовать за моего соперника.

– Он вечно носится с нелепыми идеями. Он у нас такой, с заскоками. «Движется таинственно и чудеса творит»[25]. Но безусловно, ему не следовало мешать вашей работе над речью. Хорошо она у вас получилась?

– Я довольна.

– За вас остается только порадоваться. Вы, наверно, ждете не дождетесь начала дебатов?

– Да, жду с нетерпением. Я горячая сторонница их проведения. Все упрощается, когда два кандидата публично встречаются лицом к лицу, и избиратели получают возможность сравнить их платформы. Конечно, при условии что соперники будут скрещивать шпаги в рамках парламентской этики. Но сейчас я должна вернуться к своей работе.

– Минуточку. – Без сомнения, слово «скрещивать» навело прародительницу на мысль. – Вы, случайно, не решаете кроссворды в «Обсервер»?

– Решаю. В воскресенье за завтраком.

– Но не все отгадываете?

– Да нет, все.

– Каждое слово?

– До сих пор проблем не возникало. По-моему, там все до смешного просто.

– Тогда что значит вся эта абракадабра насчет вымеренного шествия святого вокруг жилища с пристройкой?

– А, это я сразу догадалась. Ответ, конечно, педометр. Шаги меряют педометром. Посередине «дом», то есть жилище, плюс пристройка «е» и «Петр», имя святого, вокруг. Элементарно.

– Да, действительно просто. Спасибо вам. Вы сняли груз с моей души, – сказала тетя Далия, и они мирно расстались – исход, которого трудно было ожидать, зная мамашу Мак-Коркадейл.

После того как я снова примкнул к человеческому стаду в лице сестры моего покойного отца, мне некоторое время не удавалось вставить ни словечка: старая прародительница без умолку костерила составителя кроссворда в «Обсервер», поминая недобрым словом дома и педометры. Выговорившись на эту тему, она с грустью принялась воздавать дань уму Мак-Коркадейл и заявила, что, по ее мнению, в борьбе с такой соперницей у Медяка меньше шансов удержаться, чем у парика на сильном ветру. Хотя теперь, добавила она с большей долей оптимизма, когда клубная книга уже не представляет опасности, он может выехать за счет речистости Спода.

Все это время я безуспешно пытался прорваться к ее слуху со своей репликой, смысл которой заключался в том, что нет резона выезжать, когда тебя уже обскакали, но только с третьего раза мне удалось добиться внимания тетушки.

– Дело – труба, – попробовал я выразиться иначе. Казалось, она была удивлена, как будто эта мысль раньше не приходила ей в голову.

– Труба?

– Разве нет?

– С чего ты взял? Ты же слышал, она сказала, что собирается победить в честной борьбе, поэтому отвергла потуги искусителя и вышвырнула его поганой метлой, а быть вышвырнутым подобным образом вдвойне неприятно. Бингли раздавлен.

– Он еще внесет свою лепту.

– Детский лепет.

– Не «лепет», а «лепту», что совсем не одно и то же. Думаю, Бингли оправится после нанесенного ему сокрушительного поражения. Что, если он продаст клубную книгу со всей заложенной в ней взрывчаткой «Маркет-снодсберийскому Аргусу»?