Тыл — фронту

Ранним утром из распадков гор пополз густой туман, заполняя заснеженные лощины, затянул пруд так, вроде приподнял его до уровня домов. Зимой густой туман — явление редкое. Николаю Федоровичу он напоминал чудище о семи головах, выползавшее из ущелий. Не здесь ли, в Златоусте, родилась сказка о Змее-Горыныче, думал он.

Однако настроение у госсанинспектора было совсем не лирическое, скорее — наоборот. На выстуженном железнодорожном вокзале, в медпункте он находился вторые сутки. Сам настоял извещать его о прибытии эшелона немедленно и в любое время. И вот сообщили, а эшелона нет и нет, где-то застрял в пути.

В первую очередь пропускают воинские грузы, танки, окрашенные в белый цвет, зачехленные пушки, санитарные поезда, оборудование заводов. Эвакуированное население находится в пути по полтора-два месяца.

Николай Федорович сам проверил, натоплен ли клуб НКВД, приспособленный под эвакопункт, запасена ли питьевая вода, готов ли к выдаче хлеба киоск. Невысокий, энергичный, в белом халате, он не шел, а мчался в изолятор, в санпропускник. Комендант еле поспевал за ним.

— Где матрацы? На чем будут спать люди? Опять на голом полу? Набивайте соломой наволочки! — требовал госсанинспектор.

Комендант не спорил, он даже не оправдывался. У Комаря и раньше-то были большие полномочия, не зря же за глаза его называли сандиктатором, в военное время он может и под суд отдать. В войну можно бы и послабление сделать, а он стал строже, будто упивается своей властью. Так многие думали, не понимая, что каждая ошибка, каждое нарушение режима могут обернуться большими неприятностями.

Он проверял аптечки, график работы медиков из поликлиники на все пять дней карантина.

— Где носилки? В эшелоне могут быть больные. Вызвали бригады носильщиков?

— Николай Федорович, разве это мое дело? — взмолился комендант.

— А чье? На ваш «энский» завод прибывают люди. Связывайся с заместителем директора. Будь добр встретить людей как положено!

Он напомнил, как однажды этот комендант принимал эшелон и что из этого вышло. Эвакуированные прибыли из Киева, долго находились на вокзале. Молодая девушка, помощник санинспектора, прошляпила, не уследила или не придала значения, что несколько человек из эвакуированных пошли к жителям продавать, менять на продукты вещи.

Измученные, голодные, они пережили бомбежки, потеряли родных, применять к ним драконовские меры вроде бы и нехорошо, но с точки зрения медицины, эпидемиологии — они месяц не раздевались, не мылись, среди них могли быть больные тем же сыпным тифом. Через вещи, при общении они могли заразить местных жителей, и это могло быть началом эпидемии. Потому и держат людей в эвакопункте пять дней, никуда не выпускают, а потом уж определяют на жилье.

Приехали люди из Сталинграда, Саратова, Курска. По тому, откуда прибывают эшелоны, можно догадаться, куда подступает враг.

Эшелон, который встречал Николай Федорович вместе с горкомовскими и исполкомовскими работниками, прибыл в полдень. Раскрылись двери теплушек, заводские комсомольцы начали помогать женщинам, старикам и детям собирать вещи, спуститься на землю. На разгрузку эшелона отвели только три часа.

Николай Федорович, работники железнодорожного медпункта, эвакопункта поднялись в вагоны, спрашивали громко:

— Товарищи, больные есть! Товарищи, кто больной? Отзовитесь!

Люди — лица посеревшие, пустой взгляд или агрессивные — не хотят ничего понимать, приходится успокаивать, уговаривать, что не на край света они приехали, их ждут. В первые дни они получат двухразовое питание из двух блюд, хлеба по 400 граммов. Им сделают прививки против оспы и дифтерии.

В те дни донесения санинспектора напоминали фронтовые сводки или приказы: «…В клуб Ленина прибыло 226 человек из Сталинграда, медосмотра не было, санобработка проводилась дезстанцией… В клуб НКВД прибыло 410 семейных, одиночек — 92, детей — 90. Прошли санобработку, прививки не проводились. Больных — трое, отправлены в больницу…»

Приходилось Николаю Федоровичу писать донесения и прокурору, неприятное это дело, но другого выхода не было. Писал: «…В адреса заводов (указывались их номера) прибыло 10 семей, директоры не обеспечили своевременную доставку людей на эвакопункты, люди выгрузились со всем имуществом на перрон. Люди ходили на рынок, в дома к жителям».

Получал и сам строгие предписания проследить, проконтролировать. И следил, и контролировал, почти ежедневно бывал на заводах. Вот где настоящий героизм! Златоустовские заводы за годы войны во много раз увеличили выпуск высококачественного металла для самых сложных видов вооружения, стали нержавеющей, быстрорежущей. В 1942 году выпускали 163 марки высококачественных сталей.

А работали старики, женщины, подростки по 12 часов, и на охрану труда не всегда находились силы и средства. На точилах не было кожухов, на станках — ограждений. Ранения и увечья становились привычным делом. Комарь и здесь воевал — с организаторами производства, мастерами и начальниками. Здесь его называли «гроза Златоуста».