Ты выбрал её (СИ)

— Да, — и на мать посмотрел: — А у тебя внук.

Я оставил своих обдумывать и переваривать и пошел к себе в номер. Сбросил одежду и встал под освежающий душ. Я снова отец. Оля родила мне сына. Сначала ведь даже не понял, что беременна. В глаза сразу бросилась удивительная красота. Женственная, мягкая, притягательная. Волосы стали гуще и длиннее, глаза яркие и чистые, здоровый румянец и манящий изгиб губ. Увидел ее, и сердце болезненно сжалось, ухнуло вниз и двести двадцать навстречу к ней. Что сказать, что сделать, как быть — ни о чем не думал, просто хотел оказаться рядом. И признать свою вину, да. Не хотел, чтобы это прекрасная женщина ненавидела меня. Но может ли она полюбить снова…

На этот вопрос не может ответить никто, только время покажет. Оля больше не доверяла мне. Она обижена и разочарована, да и любовь ко мне, вероятно, забылась или совсем прошла. Давить на нее как на женщину нельзя, да я и не хочу. Единственное, могу показать и доказать, что могу стать достойной опорой и поддержкой: для нее и для сына. Соня часть меня по умолчанию. Мы с ней шли в комплекте. Почему-то не сомневался, что как раз мою дочь Оля любит по-прежнему…

Приемные часы в вип-палате с двух. Я взял Соню и поехал в больницу. Два человека — и так много, поэтому маме пришлось остаться во дворе родильного отделения.

— Руслан Игоревич! — меня окликнул главврач. — Поздравляю, — пожал руку. Соне улыбнулся. — Заходите потом, отметим, обсудим и наши дела.

— Позже, Валентин Михайлович. Все потом, — взял дочь за руку и повел к палатам. — Нам к Гордеевой, — обратился к старшей медсестре, которая вчера на посту стояла. Черт, а Оля точно еще Гордеева? Может, поменяла фамилию на Войчинскую?

— Пойдемте, Руслан Игоревич, — и игриво поманила за собой. Дородная веселая взрослая женщина, а такая кокетка.

Мы остановились у палаты. Я коротко постучал и выставил вперед большой розовый букет. Соня тоже переживала и мялась: все утро рисовала для братика и мамы рисунок. Интересно, Оля дала ему имя? Увы, но я вряд ли имел в этом вопросе право голоса. В любом случае это не так уж и важно, главное, чтобы отцовское отчество было.

— Можно? — улыбнулся, заглядывая. Дочка жалась ко мне, стеснялась.

Оля стояла у окна. Она обернулась, молча сошлись взглядами. Да, вчера мы пробили выстроенную между нами стену.

— Я с гостями, — достал из-за спины Соню и подтолкнул вперед. Оля перевела взгляд на нее, губы слабо дернулись, в глазах слезы. Она раскрыла объятия, и дочь бросилась в них, громко рыдая.

— Мама! Мамочка! — цеплялась за нее, обнимала, забраться, как в детстве на ручки хотела: спрятаться от всех бед и разочарований.

— Соня, — мне пришлось вмешаться. Оля точно в такой момент не одернет, — помнишь, что я говорил? Маме нельзя поднимать тяжелое.

— Угу, — но за шею продолжала держать. Оля вернулась на больничную койку и усадила Соню рядом. Я отвернулся, оставляя их в относительной приватности. Они шептались и тихо переговаривались.

— Мам, ты вернешься домой? — услышал жалобное.

— Милая… — я повернулся. Оля обнимала ее. Я хотел бы узнать ответ на этот вопрос, хотя нет, я его уже знал. Я ведь даже не предлагал ей вернуться, а моя бывшая жена гордая и тактичная, никогда не будет напрашиваться. — Это больше не мой дом. Но я люблю тебя по-прежнему. Не важно, что я не рожала тебя. Ты моя дочь, и можешь приезжать ко мне на каникулы, звонить, когда хочешь. Обращаться, если нужно или когда просто соскучишься.

— Мама… — Соня обняла ее, тихо хныкая. Да, родная, это папа твой виноват. Сдался в плен животной похоти, в паху почесал, а по итогу остался как та бабка из сказки у разбитого корыта. И дочери моей досталось.

— Тук-тук, — вошла нянечка, толкая вперед открытый кувез. — Мамочка, кормить пора лялечку.

— Ваню, — произнесла Оля и на меня взглянула ровно: — Я дала ему имя.

— Хорошее имя. Отличное, — сглотнул, рассматривая крохотный комочек.

— Держи, папаша, — нянечка положила запеленнованный сверток мне на сгиб локтя. Я уже и забыл, как это быть отцом новорожденного. Благоговение, нежность, страх. Конечно, он есть. Так страшно навредить, не досмотреть, что-то упустить. Помню, как маленькая Соня срыгнула и чуть не захлебнулась, потому что ее биологическая мать не перевернула малышку на бок. У меня тогда вся жизнь перед глазами…

— Уснул, — шепотом проговорил, поглаживая темные волосики. Пока сложно определить, на кого наш Иван похож. Я передал сына Оле. Он начал возиться и губами искать сосок. Рефлекс.

— Сонечка, пойдем, пусть мама братика покормит, — я не хотел смущать Олю. Вероятно, ей неприятно оголяться в моем присутствии.

Мы с Соней вышли. Она с интересом рассматривала Ваню и улыбалась рядом с Олей, а сейчас грустила.

— У нас всего три дня в Питере осталось, — вздохнула.

Я задумался. Была у меня мысль, шальная, несвойственная мне, но я сердцем чуял, что так и нужно сделать.

— А как тебе вообще здесь? — спросил у дочери. — Хотела бы жить в городе воды и камня?