Ты выбираешь меня?..

Арабелла с вызовом вздернула подбородок, следя за тем, как Норман жестом сочувствия положил руку на плечо Дженни. Та даже не шевельнулась. Бел удовлетворенно ухмыльнулась.

— Я знаю, ты огорчена, милая, — мягко сказал Норман, гладя Дженни по плечу. — А я рад тому, что у твоей матери нашлись силы, чтобы уйти от него. Наконец-то она поняла, что он из себя представляет.

— Продолжай, Арабелла, — холодно потребовала Дженни.

— Торопишь свое поражение? — проворковала Арабелла. — Видишь ли, Норман, я убедила Фрэнка продать имение…

— Ну, говори же скорей! — занервничал Норман. — В чем проблема?

— Проблема в том, дорогой, что оно продано. Но только не тебе.

Норман отшатнулся, лицо его стало пепельно-серым. Он любит это место больше жизни, подумала Дженнифер.

— Кому? — глухо спросил он. — Кто купил его, Бел? Скажи мне, я удвою цену. — Губы Нормана побелели от напряжения. — Я предложу им все, чего они хотят. Хоксфилд должно принадлежать мне.

Алый рот Беллы сложился в широкую самодовольную улыбку.

— Тебе не нужно волноваться, дорогой. Это я вложила деньги. Хоксфилд принадлежит мне.

— О Боже! — прошептала Дженнифер. Теперь она поняла, какой козырь приберегла Арабелла. Имение должно послужить приманкой. Размахивая ею перед носом Нормана, она намеревается увести его от Дженни. Так вот перед каким выбором поставлен Норман. Простушка Дженнифер и Эдинбург или блистательная Арабелла и Хоксфилд.

Норман молчал. Он переводил потухший взгляд с застывшей Дженни на торжествующую Арабеллу. Потом медленно повернулся и с болью посмотрел на дом.

Все в Дженни оборвалось: тяжелыми шагами Норман направился к дому, остановился в нерешительности перед массивной дубовой дверью, любовно погладил отполированную сотнями ладоней фигурную ручку. Ликующе сверкнув на Дженнифер глазами, Арабелла подлетела к Норману, отперла дверь и распахнула ее приглашающим жестом.

— Я люблю тебя, Норман, — беззвучно, одними губами прошептала Дженни, с отчаянием глядя на его широкую ссутулившуюся спину. — И буду любить всегда, как бы ни сложилась твоя судьба. — Ее сердце рвалось к нему, но ноги будто приросли к земле. Сквозь пелену слез все вокруг виделось нечетким, размытым. Мир потерял реальные очертания, и только одно она знала совершенно точно: они должны быть вместе. Всю свою тоску и нежность она обратила в немой призыв к нему. Будто почувствовав его, Норман напрягся, плечи его распрямились.

— Мы будем счастливы с тобой здесь, — возбужденно щебетала Арабелла. — Ты знаешь, я всегда любила тебя.

— О, Бел, — хрипло пробормотал Норман. Он оперся рукой о стену и прикрыл глаза. Никогда раньше не испытывала Дженни такого гнетущего страха. Прежде, когда в ее жизни не было Нормана, она всегда знала, что у нее хватит сил преодолеть любые трудности. Теперь она не знала ничего. — Зайди в дом, Арабелла. Мне нужно поговорить с Джейн.

— Конечно. Только не задерживайся, дорогой. Я хочу, чтобы мы сегодня осмотрели наше владение.

— Иди, Бел, иди, — повысив голос, повторил Норман. Послав ему многозначительный воздушный поцелуй, Арабелла впорхнула в дом.

— Норман… — голос изменил Дженни. Слова застревали в горле. Не может быть, чтобы он отказался от нее.

— Не могу поверить в то, что случилось, — тяжело произнес он. — Всю жизнь я мечтал о том, чтобы жениться, поселиться здесь и стать продолжателем династии.

Дженнифер вдруг сразу нашла нужные слова.

— Как твой отец, да? — горячо заговорила она. — Морис Хоксфилд вынужден был жениться без любви, чтобы сохранить за вашим родом фамильное имение. Но разве твои родители были счастливы? Ты, их единственное дитя, рос без теплоты и ласки.

— Вот почему всю свою нежность я перенес на дом, — мягко сказал Норман, поглаживая ладонью резной каменный рисунок колонны, подпиравшей портик. — Он был в детстве моим единственным другом. И еще твоя мать. — Дженни в изумлении уставилась на него. — Да, да, — улыбнулся Норман, — она одаривала меня заботой и вниманием, какого я никогда не видел от своих отца и матери. Она держала меня на коленях, нашептывала мне разные сказки и жалела меня, если я падал и ушибался, залечивала мои царапины. Когда она помогала на кухне, я прибегал туда к ней, и она учила меня делать пирожные, и мы вместе добирали остатки праздничного крема со дна миски. Она баловала меня, как родного ребенка.

— Бедный мой! — Дженни представила себе маленькое, заброшенное, никому не нужное существо, чувствующее себя одиноко и неприкаянно в огромном роскошном доме.