Ты - всегда ты

Сальвени с непроницаемым выражением лица полез в карман, достал портсигар и извлек из него сигарету. Глубоко затянулся.

— Ну, так для чего же вы это сделали?

— Потому что пришел к выводу, что материалы совершенно бесполезны. Ошибка, которую я в них обнаружил после дополнительного анализа, показала их полную несостоятельность.

— В любом случае в соответствии с контрактом вы обязаны были передать их нам!

— Ну что ж, буду с вами совершенно откровенным, — вздохнул ты. — Просто я поддался обычнейшему тщеславию. По сути дела, никто не любит признаваться в ошибках. Я не лучше и не хуже других!

— Та-а-ак, — протянул Сальвени, выпуская в потолок струйку дыма. — Вот теперь мне все ясно! — Он на минуту замолчал, ты же лихорадочно размышлял над тем, как принять его слова: говорят ли они об успехе избранной тобою тактики или же о полном ее крушении. Однако командор не слишком долго держал тебя в неведении, стряхнул в пепельницу кроху пепла, успевшую образоваться на кончике сигареты, и докончил: — Поверьте, профессор, мне ужасно неприятно, но я не вижу никакой возможности продолжать с вами совместную работу.

— Должен ли я сделать вывод, что вы вообще отказываетесь от этой темы? — осторожно бросил ты.

— Ни в коем случае, — твердо сказал Сальвени.

Тебя охватила ярость. Ты стиснул пальцы на гладких поручнях кресла так, что побелели ногти. Что он вообразил?! Обвиняет тебя в том, что ты недооцениваешь их, а сам видит в тебе простофилю, не способного к логическому мышлению и не умеющего делать соответствующие выводы из сложившейся ситуации.

— Прошу простить за смелость, — начал ты, даже не пытаясь замаскировать насмешливую ухмылку, — но, сдается, кто-то, деликатно выражаясь, ввел вас в заблуждение. Ибо оба мы — во всяком случае, я надеюсь, что так оно и есть, — прекрасно знаем, что на всем свете существует только один человек, который в состоянии правильно интерпретировать этот материал, дать ему заслуженную оценку. И этот человек — я!

Наступило молчание. Сальвени старательно примял сигарету о дно пепельницы. Потом, явно избегая твоего взгляда, сказал:

— В определенном смысле вы правы. Но, увы, не совсем…

Ты заморгал, словно пытался убедиться, что не спишь.

— Не… понимаю. Не поясните ли?

И тут ты услышал то, что повергло тебя в полнейшее изумление.

— Но это же абсолютно… невозможно! — прохрипел ты, когда смог наконец заговорить.

— Отчего ж? Вы прекрасно знаете, что клонирование применяется уже довольно давно. И с прекрасными результатами!

— Но не людей же!

— Вы говорите так, словно не знаете, что человек — не что иное, как одна из множества разновидностей животных.

Ты опять на несколько минут потерял способность говорить. Однако на сей раз причиной было возмущение.

— Я имею в виду не физическую невозможность, — наконец выдавил ты, — а моральный аспект такой процедуры.

— Мораль — понятие весьма относительное, — сказал Сальвени так, как говорят ребенку, когда хотят дать ему верное представление об окружающем мире, о царящих в нем законах. — Все зависит от точки зрения. Для нас важнейшим, единственным исходным пунктом является благо федерации, а в результате — и всех нас! Ради этого можно и должно отказаться от многих укоренившихся в нас сантиментов, принести жертвы на алтарь отечества.

Мир за окном был таким же, что и минуту назад. Однако тебе казалось, что ты неожиданно очнулся в совершенно иной реальности, заполненной зловещими тенями.

— Можно кое о чем спросить? — глухо бросил ты после долгого молчания.

— Извольте, — мило улыбнулся командор.

— Когда взяли… клетку?

— Примерно одиннадцать лет назад.

Ты мгновенно мысленно воспроизвел тот период своей жизни, но не отыскал в нем ничего, что подтверждало бы слова Сальвени.

— Но я должен был бы кое-что об этом знать! — сказал ты сухо.

Командор сочувственно улыбнулся.

— Ошибаетесь. Сейчас взять клетку так же просто, как сделать маникюр. Мы воспользовались оказией, когда вы лежали в нашей клинике с вывихнутой ногой.

Ты в отчаянии прикрыл глаза. Действительно, одиннадцать лет назад ты вывихнул ногу. Случилось это по-дурацки. Ты, словно сумасшедший, бежал по лестнице, перепрыгивая сразу через две-три ступеньки, потому что в холле тебя ждала у видеофона Лена. Резкая боль в щиколотке лишь немного задержала тебя. На пол ты опустился только тогда, когда Лена своим низким, слегка вибрирующим голосом сообщила, что между вами все кончено. Тогда они могли делать с тобой что угодно. Другое дело теперь! Однако понимает ли Сальвени, что опять кинул тебе кроху надежды? Пожалуй, нет.

— Одиннадцать лет! — сказал ты голосом, который казался запоздавшим и слегка искаженным эхом голоса командора. — В таком случае, если вам даже удался эксперимент… ему должно быть где-то около… десяти?

— Да.

— То есть пока что вы не можете ожидать от него слишком многого! заявил ты уверенно, даже не пытаясь скрыть удовлетворения. — Мне в том возрасте и не снилось, что выберу этот, а не иной жизненный путь, стану тем, кем стал!

Сальвени еще не успел раскрыть рта, как ты по выражению его глаз догадался, что и в этом раунде будешь безжалостно побежден.