Ты только попроси

В конце концов натягиваю джинсы и черную майку с изображением «Guns N’ Roses», которую подарила моя подруга Ана. Завязываю на макушке хвост, и ровно в час звонит домофон. Какая пунктуальность! Уверенная, что это он, не отвечаю. Пусть перезвонит. Через десять секунд так и происходит. Беру трубку домофона и рассеянно спрашиваю:

— Да?

— Спускайся. Я тебя жду.

Оле! Ни тебе добрый день, ни так далее.

Дон Приказ вернулся!

Чмокнув Курро, выхожу из квартиры, думая о том, что я не понравлюсь Эрику в джинсах и он не захочет со мной гулять. Но у меня от изумления чуть челюсть не отваливается, когда, выйдя на улицу, вижу его, одетого в джинсы и футболку, рядом с умопомрачительным красным «феррари». Вот это да!

Я расплываюсь в улыбке. Какой он классный!

— Он твой? — спрашиваю, подходя к нему.

Он пожимает плечами.

Наверное, взял напрокат. С первого взгляда я влюбляюсь в эту шикарную машину. Я нежно ее поглаживаю и чувствую, что он за мной наблюдает.

— Дашь прокатиться?

— Нет.

— Ну, да-а-а-а-а-а-а-а-ай, — настаиваю я. — Не будь брюзгой и дай порулить. У моего отца автомастерская, и, уверяю тебя, я знаю, как обращаться с машиной.

Эрик смотрит на меня, я на него.

Он фыркает, а я улыбаюсь. Наконец он отрицательно мотает головой.

— Покажи мне Мадрид. Если будешь хорошо себя вести, может быть, потом и разрешу. — Я волнуюсь, а он продолжает: — Я буду за рулем, а ты мне будешь показывать дорогу. Итак, куда едем?

Я на секунду задумываюсь.

— Как ты смотришь на то, чтобы поехать в самое сердце Мадрида? На самую большую площадь, Пуэрта-дель-Соль, в королевский дворец? Знаешь, где это?

Он молчит, тогда я указываю ему направление, и мы вливаемся в поток машин. А пока он рулит, я наслаждаюсь тем, что еду в «феррари». Какая тачка! Делаю музыку громче. Обожаю эту песню Хуанеса. Эрик делает тише. Я увеличиваю громкость. Он снова ее уменьшает.

— Мне что, нельзя послушать музыку? — возмущаюсь я.

— Ты глухая?

— Нет… не глухая, но немного помешанная на музыке, особенно в машине.

— И тебе обязательно петь?

Этот вопрос настолько меня изумляет, что я отвечаю:

— А что такое? Ты что, никогда не поешь?

— Нет.

— Почему?

Корчит гримасу и думает… думает… думает.

— Откровенно говоря, не знаю, — отвечает он в конце концов.

— Но ведь музыка — это что-то чудесное. Мама всегда говорила, что музыка усмиряет даже хищников, а слова многих песен могут быть очень значимыми, даже могут помочь разобраться в чувствах.

— Ты говоришь о матери в прошедшем времени. Почему?

— Несколько лет назад она умерла от рака.

Эрик прикасается к моей руке и тихо говорит:

— Сочувствую, Джуд.

Я понимающе киваю и, не желая оставлять разговор о матери, добавляю:

— Она обожала петь, и я вся в нее.

— И тебе не стыдно передо мной петь?

— Нет, а с чего бы это? — спрашиваю я, пожимая плечами.

— Не знаю, Джуд, может быть, ты стесняешься.

— Еще чего! Я с ума схожу от музыки и целый день что-нибудь напеваю. Кстати, и тебе рекомендую.

Я снова увеличиваю громкость и, ни капельки не стесняясь, начинаю двигать плечами и подпевать:

Я стою в рубашке черной, пока разум полон мрака, Потерял покой я и почти дошел до края. Ложись, ложись в кровать, детка, шепчу тебе украдкой, Стою в рубашке черной, ну а сердце мое, как тряпка.

В конце концов уголки его губ поднимаются. Это придает мне уверенности, и я продолжаю напевать песню за песней. Приехав в центр Мадрида, ставим «феррари» на подземную стоянку. Удаляясь, смотрю на него с тоской. Эрик замечает это и шепчет мне на ухо:

— Запомни: будешь хорошо себя вести, дам порулить.

Мое лицо озаряется, и вдруг я слышу, что он смеется. Опля! Да он умеет смеяться! У него очень приятный смех. Мне не нравится, когда смеются по любому поводу. Выйдя со стоянки, он уверенно берет меня за руку. Я удивлена, но поскольку я этому рада, не одергиваю ее. Мы шагаем по улице Кармен и выходим на Пуерта-дель-Соль. Поднимаемся по улице Майор и доходим до площади Майор. Вижу, что его восхищает все вокруг, и мы продолжаем прогулку к королевскому дворцу. Но оказывается, что он закрыт, и, поскольку у нас начинает урчать в животе, я предлагаю Эрику пообедать в итальянском ресторанчике своих друзей.

Они радостно нас встречают. Быстренько усаживают в уютном месте, отдаленном от всех остальных, и, приняв заказ, приносят напитки.

— Здесь вкусная еда?

— Лучшая. Джованни и Пепа великолепно готовят. И я тебя уверяю, что все продукты поставляют прямо из Милана.

Десять минут спустя он сам в этом убеждается, пробуя необыкновенно вкусную моцареллу ди буфала с помидорами.

— Очень вкусно.

Берет один кусочек и предлагает мне. Я принимаю.

— Вот видишь, — проглатываю я. — Я же тебе говорила…

Он кивает, отделяет еще кусочек и опять меня угощает. И я опять его съедаю, включаясь в игру. Теперь я отламываю кусочек и предлагаю ему. Мы кормим друг друга с ложечки, не заботясь о том, что о нас подумают. Покончив с моцареллой, он вытирает рот салфеткой.

— Хочу тебе сделать одно предложение.

— Мммммм… Зная тебя, уверена, что оно будет неприличным.

Он улыбается. Дотрагивается пальцем до кончика моего носа и говорит: