Ты следующий

Напрасно я искал Евтушенко. После своего софийского освобождения он был в постоянных разъездах.

В этом калейдоскопе неожиданных переживаний, в этом множестве новых впечатлений Россия в моем сознании четко и достаточно болезненно раздвоилась: величественная масштабность соседствовала в ней со зловещей мелочностью, высота с низостью, красота с уродливостью, сокровища с нищетой, бесконечная доброта с потрясающей грубостью, слова, брошенные на ветер, с делами, о которых не говорят. Из этих крайностей воздвиглось распятие России. Не только звезда — все в ней было полярное.

Каждое утро прихрамывающий юноша и улыбчивая полная девушка спрашивали, нет ли у меня каких-то особых пожеланий. И наконец я кое-что придумал: захотел увидеть могилу Маяковского. И вот мы уже на Новодевичьем кладбище. Старинный монастырь, окруженный кирпичной крепостной стеной, еще один Кремль, малый Кремль мертвых.

Пока мы искали могилу Маяковского, нам в глаза бросился памятник Надежде Аллилуевой, жене Сталина. Тогда я впервые услышал невероятные легенды подземелья, эхо московских тайн, городские слухи. Рассказывали, будто Сталин был страстно влюблен в Аллилуеву. Он застрелил ее случайно. Когда она появилась на его даче в Кунцеве, выйдя из сумрака со стороны балкона, он подумал, что кто-то хочет на него напасть. За катафалком Аллилуевой из Кремля до самой могилы Сталин шел один, пешком. Органы КГБ позаботились, чтобы улицы опустели и никто не выглядывал из окон. (Попробуй опровергни такую легенду!) После того как Сталин застрелил свою любимую женщину, он изменился до неузнаваемости. Что-то сломалось у него в душе, и он превратился в кровожадного зверя, генералиссимуса вампиров. Вот такими уличными легендами люди пытались хоть как-нибудь по-человечески объяснить античеловеческую действительность. И не ради Сталина, а во имя самой жизни, чтобы спасти хотя бы одну искорку благородного, доброго света в своей душе. То, о чем Хрущев и иже с ним даже не думали. (А сегодня тиражируются новые версии происшедшего. Моя подруга Лариса Васильева утверждает, что Надежда Аллилуева была незаконной дочерью Сталина. И когда он ей об этом рассказал, она покончила жизнь самоубийством.)

В каком-то из своих писем Маркс пишет, что душу народа лучше всего можно понять, посмотрев на его кладбища и рынки.

Советские кладбища были двух разновидностей: официальные — вычурные, грандиозные, как некрополи великанов, и обычные — жалкие, неестественные, миниатюрные, как захоронения гномиков или детей. А существовали ли в тогдашней России рынки? В 1960 году все, что продавалось с прилавков, сильно отличалось от того, что стало предлагаться потом. В 60-м все было грубым, тяжелым, откровенно старомодным, но очень надежным, крепким, изготовленным из натуральных материалов — кожи, металла и дерева высочайшего качества. В Ленинграде Богомил Нонев отвел меня в маленький магазинчик, который должен был соответствовать понятию «бакалея». На прилавке блестели пирамидки консервных баночек с красной и черной икрой, раками-крабами, сельдью и другими деликатесами. Огромный розовый лосось продавался на развес. Богомил Нонев сделал мне подарок в виде десяти видов сыра и сырков, завернутых в фольгу. Кроме уже знакомых мне сортов, таких как костромской, были и непривычные, например лимонный или шоколадный сырки. Все эти лакомства продавались за копейки. Позже Россия стала производить совсем иные товары — псевдосовременные, из блестящих, пестрых, синтетических материалов, неприятно легких и все более дорогих. Что касается продуктов питания, никто не мог разглядеть их в кричащих очередях, пока наконец во время перестройки не исчезли спички, соль, мыло. В самой богатой стране миллионы людей страдали от голода.

В первые пятилетки после войны болгары, посетившие великую страну коммунизма, были старательно проинструктированы на предмет того, что то, что они увидят собственными глазами, сильно отличается от насаждаемых пропагандой образов и представлений. Объяснялось это тем, что советская страна выходит из страшной, опустошительной войны и вдобавок помогает прогрессивным силам всего мира. Так что не стоит об этом распространяться! В 60-х годах, думаю, такого уже не было. Путешественники сами себя инструктировали, что им привезти из России и что взять с собой. Предпочитаемыми торговыми трофеями были швейные машинки, охотничьи ружья и… пылесосы. К несчастью, именно такой заказ получил я от взволнованной семьи — пылесос! Мол, мои дети должны расти в чистоте, а не дышать пылью от веника. Так что однажды вечером я появился на пороге нашей общей квартиры в «Пекине» с большой картонной коробкой в руке. Гошкин брился во второй раз, готовясь к ужину с руководством Союза советских писателей. Он перестал мурлыкать себе под нос и посмотрел на меня испытующе:

— Что у тебя в коробке?

Я промычал, что, мол, это все моя мама, она так просила, и мне ничего не оставалось делать, как… Гошкин раскрыл рот от удивления: