Ты следующий

После обеда мы на бешеной скорости понеслись к президентскому дворцу. У нас была назначена встреча со вторым человеком после Хуана Веласко Альварадо — с государственным премьер-министром президентского координационного совета генералом Хосе Грэмом Уртадо. Его кабинет оказался простым и строгим, похожим на казарму; однако же на стене висели два портрета: портрет президента и портрет легендарного предводителя народного восстания Тупака Амару. (Когда испанцам в конце концов удалось его поймать, они осудили его на страшную казнь — привязали к четырем коням и отпустили их, чтобы те его разорвали. Но Тупак Амару оказался сильнее — он удержал коней, так что его пришлось четвертовать.) Под стеклом письменного стола генерала я заметил фотографию голой (по собственной воле раскинувшей руки-ноги) красотки, скорее всего вырезанную из «Плейбоя». Дверь кабинета осталась приоткрытой, так что мы переглядывались с генеральским охранником, на столе которого лежал заряженный автомат.

Как только мы поздоровались и изложили Грэму цель нашего визита в Перу, он тут же пустился красочно излагать философию военного правительства. Заявил, что в Перу слишком много бедных и неграмотных, которых легко обмануть, и потому здесь нет такой политической партии, которая могла бы возглавить революцию. Это сделает армия! Ее связь с народом осуществляется организацией СИНАМОС. Сегодняшняя перуанская революция не использует чужие образцы. Военные применяют тактику так называемого «шага попугая», что означает: надо прочно поставить одну ногу, прежде чем шагать второй. «Нам, — с хитрецой продолжал генерал, — не подходит ни ползание черепахи, ни прыжки кенгуру». Наш режим, заявил он, это чудо, сотворенное блаженными, точнее сказать — очень почитаемым местным святым Сан Мартином, добившимся того, что кошка, мышь и собака ели из одной миски.

— Мы несчастны в том мире, в котором живем. Мы боремся за тот мир — справедливый и счастливый, — в котором будут жить наши дети!

Интересно, знал ли генерал, который, бесспорно, был начитан, насколько стара та фразеология, которую он использовал? Он говорил почти как призрак. А моя нога в обмотке из эластичного бинта болела все сильнее.

Генерал перешел к выводам. А выводы, по его мнению, были следующими: в настоящий момент нет реальной базы для развития отношений с Отечественным фронтом; в скором времени, вероятнее всего, такое объединение произойдет на основе СИНАМОСа, но для этого надо разбудить революционную волю и совесть масс.

У меня едва хватило сил, чтобы поблагодарить генерала. Уже в машине я снял бинт, и мне немного полегчало. Я отказался от всех экскурсий и вечерних прогулок. Вернулся в номер… будто вошел живым в крематорий. Меня затянул огненный полусон моих детских лихорадок. На меня напали кошмары, хотя наутро я уже ничего не мог вспомнить. Остались только смертельная усталость, боль, угнездившаяся в ноге (уже терпимая), и страх путника потерять дорогу. Я действительно затерялся в песках бессилия. Жар меня отпускал.

Потом мы пошли в «Эр Франс» и забронировали места в Европу на вторник. Мне надо было держаться! И я делал вид, что со мной все в полном порядке.

И вот мы в Музее золота. Золотые руки, золотые ноги. (Мои собственные были из боли.) Золотые маски. Это был частный музей. Железные стены ограждали его ночью. Но несмотря на это, его еще охраняли с четырех башен пулеметами. Я тут же вспомнил о тех пулеметах, что охраняли медный комбинат у меня на родине. Печальное сходство и печальное отличие!