— Погоди, не печатай пока такие стихи, — робко советовали мне посетители. — Вот все уляжется, и уж тогда…
— Мы в окружном комитете решили выплатить тебе небольшой гонорар. Чтобы ты написал что-нибудь в нашем духе…
Они оставили конверт на столе. Сумма и правда была небольшой, некруглой, и мелкие банкноты свидетельствовали о том, что ее собирали всем миром. Мне хотелось закричать от незнакомого болезненного чувства. Такую же боль испытывает окоченевшее тело, когда его согревают. Но я уже потратил часть неприкосновенного запаса на один билет до Софии. Поэтому взял «гонорар».
Дора приехала еще до наступления весны. Приехала не на свидание. Она привезла мысль о завтрашнем дне и осталась со мной. Мы пытались жить так, будто судьба исполняла наши желания. Не знаю, как выглядела со стороны эта отчаянная гордость. Ее могли толковать как заблагорассудится. На праздник кукеров[54] мы поехали в соседнее село. Радовались и смеялись как дети. Возможно, именно эти фракийские мифические существа прогнали зло и очистили наши души.
Из Хисаря — дома отдыха писателей — приехали навестить нас Камен Калчев, Мария Столарова, Колю Русев с Люли и Йордан Радичков с Сузи. Было что-то благородное и счастливое в их визите. Они не любопытствовали. Не выражали сочувствия. Как будто все было по-прежнему. Только добрый Камен (председатель Союза писателей после Караславова) точно хотел меня подбодрить. Достаточно неловко он сообщил мне, что на недавней встрече Тодор Живков спросил его, как я поживаю.
— Я?!
— Да. Да, ты. Представь себе. Главный тобой интересуется.
— И что ты ему сказал?
— Сказал, что у тебя все хорошо.
— Как хорошо?! Ты разве не понимаешь, в каком безвыходном положении я нахожусь?
Камен смутился и обиделся:
— Постой, постой! А что, по-твоему, я должен был ему сказать? Партия же хочет, чтобы у нас все было хорошо, а не плохо… Когда я сказал, что у тебя все нормально, я тебя защитил… Если бы я сказал, что у тебя не все в порядке, это бы означало, что ты что-то делаешь не так.
— В чем меня и продолжают обвинять.
— Вот именно.
— Камен, прости меня. Наверное, ты прав. Спасибо тебе.
Камен Калчев был сердечным, но немного наивным человеком. Мы оставались с ним добрыми друзьями и в трудные и в радостные моменты до самого конца его жизни. Он завещал кремировать его, а прах развеять над родным селом. Я присутствовал при исполнении завещания. Дул сильный ветер, и пилоты вертолета отказались брать нас с собой в кабину. Они сами поднялись в воздух и развеяли прах из урны. Может, ураган перенес хотя бы его маленькую частичку за горную цепь? Там находилось мое село Баня Карловской области. В нем я жил, оставаясь ничтожной частичкой пепла титанов…
Спустя годы Дано Радичков отправился в эти места с одним членом политбюро. Они охотились на фазанов (которыми были полны кусты над Стрямой). За деревьями виднелся дом Вагаровых.
— Смотри-ка, Данчо, — сказал этот тип. — Какое прелестное место. Какой красивый дом. Мы отправили сюда Левчева, чтобы он писал в тишине, а он все перевернул с ног на голову и чуть ли не обвинил нас в том, что мы сослали его, как заключенного!..
Боже мой, люди, которые с таким беспричинным ожесточением затолкали меня в изолятор, оказывается, мне же и завидовали — и это после всего, что мне довелось пережить! Чему было завидовать? Тому, что я выжил? Тому, что мог бы прослыть героем, как поступили бы они на моем месте? Я не был героем и даже не собирался им становиться. На фоне человеческого страдания, с которым мне довелось соприкоснуться, я могу назвать себя счастливчиком. Так что эти бывшие товарищи и настоящие господа имеют полное право завидовать мне. Но чтобы я согласился стать таким, как они, — нет, этого не произойдет.
В ту весну меня навестили и Начо Крыстев и Димитр Киров. Мы соревновались в стрельбе из спортивного лука. Митко оказался невероятным стрелком. Под конец он выпустил свою главную стрелу: пригласил меня открыть «несколькими словами» или стихами его первую выставку. Возможно, так он протягивал мне руку помощи. Я загорелся. Но ничего не вышло. Все тот же ответственный охотник на фазанов запретил Митко совершать политические глупости.
В один прекрасный день перед домом остановился и засигналил серо-синий «вартбург». Из него вышли Вытю Раковский, Любен Дилов и Константин Павлов.
— Ну-ка показывай свою спиртоварню, алкоголик несчастный! — поприветствовал меня Коста.
Такая экскурсия стала ритуалом для всех моих гостей. Цыганенок Амед был очень доволен мной и моими друзьями. Грязную банку заменили несколько пестрых стаканов из троянской керамики. Ракия двойной перегонки быстро развязывала языки, и Амед с открытым ртом слушал, какие приключения происходят в Софии, как меняются главные и неглавные редакторы, как крепнет идеологический фронт.