Ты пожалеешь

Отец убьет меня — однажды ему уже пришлось пережить грандиозный скандал из-за легкомысленного поведения своего ребенка.

Если хоть одна душа узнает, как бурно я провожу свободное время, в городе поднимется такой шум, что папа рискует остаться без должности.

Неслабый тычок в спину выбивает из легких воздух и мгновенно отправляет меня в реденькие кусты у газона.

— Посиди пока тут, — быстро говорит наглый парень и вразвалочку выходит из-за остановки. К нему бежит папин водитель, а я, чтобы не заорать и не выдать себя, затыкаю рот кулаком.

— Парень, ты не видел, куда делась девчонка, которая здесь только что стояла? — растерянно спрашивает он, и дворник пожимает плечами:

— Девчонка? Тут не было девчонки. Какая-то тетка лет сорока минуту назад села в автобус, и все. Больше никого не было.

— Точно?

— Ага.

— Показалось, что ли… Ну, бывай. — Водитель возвращается к служебной машине, заводит мотор и уезжает.

Пульс медленно приходит в норму, и мой отравленный алкоголем мозг наконец припоминает, что на работу отцу не нужно — сегодня он уезжает в служебную командировку на несколько дней, и рейс его только в обед.

Похоже, сейчас этому нищему дворнику выпадет счастливая возможность выручить меня снова.

Я выхожу из-за кустика и снимаю очки:

— Э-э-э, не подскажешь, где я могу пересидеть еще пару часов незамеченной?

Он натягивает козырек бейсболки еще ниже и нагло улыбается.

— Так и быть, подскажу. Пойдем.

Я общаюсь с ним от силы пять минут, но он уже до зубовного скрежета меня бесит. Катя быстро бы показала ему, кто есть кто, я же своим статусом пользоваться не умею, хотя во всем стараюсь соответствовать ей.

Вскинув метлу на плечо, он разворачивается и уходит. Я вынуждена догонять его и молиться, чтобы Катя ненароком не узнала об этом происшествии.

Парень идет в утопающие в зелени дворы, где за административными зданиями притаились старые двухэтажки постройки пятидесятых годов, открывает замшелую разбухшую дверь с торца крайнего дома и пропускает меня вперед:

— Прошу!

Вхожу в темное помещение, и запах плесени и отсыревших сигарет мгновенно впитывается в волосы и одежду. Брезгливо морщусь, озираюсь по сторонам и в полумраке различаю старый стол, стулья, серый облезлый диван, метлы, ведра, лейки и прочий инвентарь. В таком ужасном месте бывать мне еще не доводилось.

Парень падает на стул, закидывает ноги в пыльных кедах на полированную столешницу и закуривает.

— Тебе разве не нужно дальше работать? — Осторожно присаживаюсь на край дивана. Надеюсь, я ничего тут не подхвачу…

— Перекур, — вальяжно отзывается парень. — Развлекай меня беседой.

— Чего?! — У меня отвисает челюсть. Он что, серьезно?

— Или так и будешь сидеть в тишине, краснеть и обливаться потом. Выбирай. — Он всем своим видом показывает, что не заинтересован во мне — курит и разглядывает кеды, но уязвленное самолюбие и коварный недосып вынуждают меня завести разговор.

— Краснеть? Даже не собиралась. Хочешь беседу — окей. Ну, и как же тебя сюда занесло? — без всякого энтузиазма выдаю я. — Неужели нет занятий достойнее?

— А разве это не очевидно? Мне нужны деньги. — Парень выдыхает в потолок дым. — Ну, знаешь, чтобы есть, пить и покупать шмотки. Думаю, эти базовые потребности тебе знакомы. Поэтому приходится каждый день в гребаную рань вставать и пиликать сюда — и в жару, и в дождь.

То, о чем он толкует, так далеко от моего понимания жизни, что я теряюсь. Молодость дана человеку для учебы и развлечений, а не для работы — это всегда было аксиомой, потому что родители ни в чем не отказывали нам с братом. А несчастные вроде этого парня, существующие где-то в параллельной реальности, не волновали меня.

Губы парня кривятся в странной презрительной ухмылке. Видимо, прямо сейчас я должна ему что-то сказать, и я морожу глупость:

— Ну да, жизненные обстоятельства приводят и не к такому…

Парень снимает ноги со стола, тушит окурок об стену, подается вперед и оказывается в квадрате света, падающего из грязного окна.

Не до конца выветрившийся алкоголь играет со мной злую шутку, или яркое солнце, которое сейчас светит ему в лицо, но я действительно позорно краснею и не могу вздохнуть.

У него обалденная внешность — резкие точеные скулы, чуть вздернутый нос, черные брови и огромные мрачные зеленые глаза без дна, которые моментально затягивают меня в мир безотчетной тоски и боли. Бог ты мой…

Он улыбается, и меня парализует.

— Не-а, не обстоятельства. А гнилые люди, которые думают, что им все можно.

Он резко встает, и я вздрагиваю.

— Пора дальше мести улицы. Можешь сидеть тут до одиннадцати, но свали до прихода другой смены, иначе мне хана.

— Спа… — мямлю я, но он перебивает:

— Не благодари! — Бросает на плечо метлу и выходит.

Некоторое время я неподвижно сижу на уголке дивана и пытаюсь прогнать из мыслей его глаза. Жуть. До сих пор захватывает дух. Нормальные люди не могут так смотреть.

Достаю телефон, шарю по чужим страничкам в соцсетях, пока тот окончательно не подыхает, встаю, стряхиваю с задницы частички мха и пыль и выхожу на свет божий.