Читаем Ты помнишь, товарищ… полностью

Ты помнишь, товарищ…

Зиновий Самойлович Паперный , З. Паперный , Лидия Борисовна Либединская , Л. Либединская

Вот я вижу его шагающего взад-вперед по комнате в проезде Художественного театра. Работая, думая, фантазируя, он никогда не сидел за столом. Вышагивал километры, как он сам говорил. Я иногда думал: может быть, поэтому он такой худой?

Вот он идет по Москве, по улице Горького, чуть наклонившись вперед, как бы ничего не видя, всегда думая о чем-то своем. На нем длинноватое коричневое пальто, большая кепка. Он странно неуклюж и изящен. Всегда без кашне и без перчаток.

– Это я сам себя так закалил. Я никогда не простуживаюсь.

Навстречу идет знакомый:

– А, Миша! Как жизнь?

– Постепенно.

– Как здоровье?

– Вскрытие покажет.

Светлов торопится расстаться со случайным собеседником. Спрашиваю, кто это.

– Как его… ну, забыл фамилию. Короче говоря, как сказал бы Боря Левин, это не лучшее из отбросов человечества. – И добавляет: – Я не хотел бы остаться с ним в осажденной крепости.

Вот он, собранный, не показывая, что волнуется, читает нашему театру одну из последних своих пьес – «Человеческая должность». Читка проходит с триумфом. Он счастлив, но выражает это скупо:

– Посмотрим… Ну, так зайдем куда-нибудь?

Вот он звонит ночью или рано утром:

– Старик, послушай, кажется, я сочинил что-то маловысокохудожественное.

Читает стихи.

– Ну, как?

Хвалишь, высказываешь свои соображения.

– Так это же только черновик. Надо еще поработать.

Тяга к людям, к общению с людьми самыми различными, стремление радовать, удивлять шуткой, рассказом, эпиграммой, черпать от них, создавая все время атмосферу творчества, – это было воздухом его работы. Очень давно, слушая разговор о хороших и плохих людях, он как бы нечаянно обронил фразу:

– Все-таки люблю я этих двуногих…

Светлову, как и всякому большому поэту, присущ был дар предвидения. Он интуитивно угадывал. Написанная в 1926 году «Гренада» десять лет спустя, во время испанских событий, стала мировым стихотворением.

А вот другой, уже личный, пример.

Мы родились с Михаилом Аркадьевичем в один день -17 июня. Только он был старше меня на год. Если мы оба в этот день бывали в Москве, то обычно праздновали его вместе. Так было и 17 июня 1941 года. Собрались в ресторане «Арагви». Михаилу Аркадьевичу исполнилось в тот год тридцать восемь лет, мне – тридцать семь.

Друзья попросили Михаила Аркадьевича написать стихи по случаю двойного праздника. Стихи не получились, но начало запомнилось:

Смерть звонит по телефону:– Тридцать восемь, тридцать семь!

Через четыре дня началась война.

За два года до кончины, когда ни он, да и никто еще не знал о его смертельной болезни, Светлов писал:

…Близок, близок мой последний час,За стеной стучит он каблуками.Я исчезну, обнимая васХолодеющими руками.

Рано ушел он от нас. Если бы он прожил еще несколько лет, мы узнали бы нового Светлова.

<p>Роберт Рождественский</p>Какие памятникиставятся волшебникам?Из мрамора?Из бронзы?Из стекла?Довольствуемсяслабым утешением,Что нас позвалиВажные дела.Так повелось,что вечера задымлены,И опровергнутьничего нельзя…При жизни –Рядовые собутыльники,А после смерти –Лучшие друзья…Однажды в полденьсказку встретить можно.Не проходи и запросто присядь.А сказкакурит,Пьет коньяк с лимономИ спрашивает:«Как живешь,босяк?..»И вот ужеСначала жизнь задумана!Построен за ночьгород на песке…Сидит на стулеДобрая,СутулаяРомантикав усталом пиджачке.Она и не кончалась – времяне было.Она не отдыхала –Векне тот.Она, прервав остроты,нежно-нежноНа солнцеруку тонкую кладет.Молчит.А пальцы слушаются слабо,И непривычно тихоза столом…Струится и подрагиваетслава,Как воздухНад пылающим костром.

<p>СВЕТ ТАЛАНТА. Вера Инбер</p>

В 1922 году я поселилась в Москве. Нелегкое время… Хотя у меня было уже три поэтических сборника, я переживала некий кризис. Старый мой читатель был утрачен, новый не приобретен, а главное – не было обретено ощущение времени…

Перейти на страницу: