Ты никогда не исчезнешь

Это наш с Эстебаном ритуал — каждое утро, до того, как он уйдет в школу, а я приму первого пациента, и даже до того, как мы вместе позавтракаем, мы облачаемся в то, что валяется рядом с кроватью, — и на пляж. А как только вода весной прогреется до семнадцати градусов, еще и плаваем. Все улицы в нашем Сен-Жан-де-Люз ведут к океану, как будто город строили так, чтобы волны можно было увидеть с каждого балкона.

Начало девятого. Пляж почти пуст — на длинном полумесяце, выгнувшемся от мола до мола, я не насчитала и двадцати туристов. Мы устроились рядом с террасой баскского ресторана «Токи Гошоа». Хотя «устроились» — громко сказано. Эстебан кинул на песок красное пляжное полотенце, стащил через голову свитер с эмблемой клуба «Биарриц Олимпик», сбросил с ног зеленые эспадрильи.

— Мам, купаться пойдем?

— Погоди минутку, милый.

Профессиональный рефлекс: цепким взглядом окинуть всё и всех, начиная с Эстебана. С его выпирающими позвонками и тонкими ключицами мой сын похож на креветку. И ноги у него тощие, шорты для плавания цвета индиго, с маленьким белым китом на левой штанине, болтаются. Для своего возраста Эстебан развит нормально, его вес и рост я измеряю каждую субботу, отпустив последнего пациента. Это еще один наш ритуал. Он получает свою еженедельную тарелку кебаба в том случае, если кривая веса, проведенная красным фломастером, остается в границах нормы.

— Мама, ты идешь?

Эстебан нетерпеливо ждал, пока я разденусь. Выходя из дома, я накинула поверх ярко-розового с лиловым бикини только сетчатую тунику. Мне нравится прикосновение легкой сетки, обтягивающей живот и открывающей ноги намного выше колен. Мне нравится в возрасте под сорок все еще чувствовать себя привлекательной, и не только для пенсионеров, выгуливающих своих пудельков на набережной Инфанты.

Я всмотрелась в океан. Вдалеке, ближе к Андаю и пляжу Сокоа, серферы в черных гидрокостюмах лезли на волны, как муравьи. А за спиной у нас ветер с Атлантики трепал воткнутые вдоль мола икуриньи.[2]

— Нет. Сегодня не купаемся, милый. Волны слишком большие.

— Что?

Эстебан посмотрел на волны высотой в несколько метров. Понятно, что в такую погоду купаться нельзя. И все же для порядка стал упрашивать:

— Ну, мама, сегодня же мой день рождения!

— Знаю. И что? Что это меняет? Мы же не хотим утонуть в день, когда ты родился!

Эстебан улыбнулся мне неотразимой улыбкой Маленького принца, перед которой не устояла бы ни одна мама. Жалобный взгляд ясных глаз царапнул по сердцу. Я ласково потрепала его по волосам. Обожаю своего Маленького принца, мечтательного и упрямого, и каждый вечер, когда Эстебан безмятежно засыпает, я, стоя на балконе, благословляю астероид, с которого он упал.

— Завтра искупаемся, милый. Или вечером, если рано освобожусь.

Он сделал вид, что поверил.

— Договорились.

Он прекрасно знает, что на пациентов я времени не жалею. Мы понимаем друг друга, нам незачем расставлять все точки над «i», обойдемся многоточиями… Все остальное мы договорим глазами, мы доверяем друг другу, мы — сообщники. Никакой мужчина никогда между нами не встанет! У меня в постели всегда наготове свободное место для Эстебана, чтобы он мог перебраться ко мне на рассвете. Никогда ни один любовник не разбудит меня утром таким звонким «я тебя люблю».

Порывшись в сумке, я протянула Эстебану монетку в один евро:

— Купишь багет?

Это тоже наш ритуал — с тех пор как Эстебан перешел в среднюю школу и перестал был малышом. После утреннего купания он должен вытереться, надеть свитер и сбегать в булочную за хлебом. Без меня! До булочной бежать ровно одну минуту и тридцать пять секунд. Можно даже успеть, пока я принимаю душ, накрыть стол к завтраку: вишневый джем, йогурт из овечьего молока, выжатый накануне сок. После завтрака мне надо накраситься, а ему — принять душ, чтобы вместе, рука об руку, выйти из дома: я направляюсь на работу, он — в школу.

Эстебан зажал монетку в кулаке.

И куда я так торопилась в то утро?

Мы же не купались, времени было полно.

Почему я только стряхнула с его плеча песчинки, скользнула взглядом сверху вниз, машинально проверив, не увеличивается ли ангиома, — и ушла?

Почему я не обернулась? Почему не убедилась, что он поднял полотенце, надел свитер и побежал к булочной по улице Кордери?

Но ведь для того и придумывают ритуалы? Чтобы себя успокоить? Чтобы убедить себя, что ничего плохого случиться не может? Если всегда идешь одной и той же дорогой, чувствуешь себя в безопасности.

На самом деле мы всего лишь расслабляемся, ленимся, перестаем остерегаться. И бежим от ответственности.

* * *

— Эстебан?

Я высунула голову из-под обжигающего душа. Всю стену ванной занимало обрамленное бирюзовой плиткой зеркало размером два на три метра, я смутно различала в запотевшем стекле свое тело, позолоченное нашими первыми весенними вылазками — прогулка к подножию горы Ларрун, переправа через Нив и твои неуклюжие попытки грести байдарочным веслом на озере Сен-Пе, кататься на доске в Гетари, играть в пелоту в Арканге. У тебя вся жизнь впереди, Эстебан, еще успеешь стать чемпионом.

— Эстебан?