Ты можешь идти один

— Дима! — Брик отстранился от меня. — Ты сумел увести Машу из-под носа Разрушителя. Придумал, как ее спрятать. И не боялся лишиться жизни, защищая ее. Девяносто процентов людей в такой ситуации просто сидели бы, сложа руки. Так что не говори так о себе. Поверь мне: ты можешь идти один. Иди, и никогда не останавливайся!

Он развернулся и быстро зашагал прочь. Я смотрел ему вслед до тех пор, пока он не скрылся за домом. Я видел его в последний раз, и на душе от этого было погано донельзя.

Глава 44

Несмотря на предостережение Брика, утром я все же отправился в школу. Внешне поводом для этого послужили разглагольствования матери о том, что мне обязательно нужно хорошо учиться, чтобы сдать Великий и Ужасный ЕГЭ. На самом же деле я больше не мог сидеть дома. Всю ночь то валялся на кровати, то садился за письменный стол и пытался читать. После пережитого уснуть не получалось.

То я вспоминал, как чуть не загнал «УАЗ» под грузовик, то улыбался, воскрешая в памяти радостные слезы и объятия Маши. И еще я думал о Жанне. Внезапно она стала такой далекой, будто и вовсе никогда не существовала. Перед тем как исчезнуть, она сказала, что останется для меня Звездочкой. Так и вышло. Жанна была прекрасной сказкой, в которой мне довелось поучаствовать. И, вспоминая наш невинный поцелуй, я снова и снова переживал это чувство, когда радость, страх, отчаяние и любовь, сплетясь воедино, разрывают сердце на части.

Когда тьма за окном посерела, я понял, что не вынесу целого дня наедине с воспоминаниями.

До школы меня проводил новый Разрушитель. На этот раз — здоровенный амбал, взгляд которого, наверное, и до всех этих происшествий не отличался осмысленностью. Бессонная ночь притупила во мне чувство страха, и я даже попытался завести разговор со своим конвоиром.

— Как служба? — спросил я.

Он промолчал.

— Тяжело, наверное, всегда что-то разрушать? Представляю… Носишься в космосе, как дурак, планеты пинаешь, звезды тушишь. Вы тут, наверное, как в отпуске. За месяц только одного Мартынку угробили.

Амбал снизошел до ответа:

— Где Брик?

— «Break on through to the other side», — пошутил я.

— Врешь, мы бы почувствовали, — ответил амбал, чем изрядно меня удивил.

— Какие вы чувствительные… Ну ладно, спасибо, что проводил. Если увижу Брика — сразу скажу, что вы его ищете. Обещаю.

Как будто ситуация была недостаточно дурацкой, амбал с важным видом кивнул.

Класс встретил меня враждебной настороженностью. Настя отвернулась, придав личику выражение вселенской скорби. Петя выпятил губу, демонстрируя презрение. Остальные просто игнорировали меня, некоторые перешептывались. Я, зевая, прошел к своей парте.

Софья Николаевна весь урок казалась печальной, а когда прозвенел звонок, подошла ко мне и сказала, что на последнее заседание кружка пришло только два человека.

— Маша была? — спросил я ради маскировки.

— Нет. Из десятого класса двое, — вздохнула учительница. — Ты придешь сегодня? Будем обсуждать «Гарри Поттера».

— Извините, но у меня сегодня не получится.

Софья Николаевна совсем поникла, и я решил ее подбодрить.

— На следующей неделе приду обязательно. И Маша тоже.

— Она нашлась? — встрепенулась Софья Николаевна.

Я мысленно обругал себя за эту оговорку.

— Да, нашлась. Звонила мне. Сказала, что завтра вернется в поселок. Там какие-то обстоятельства у нее были, но теперь, вроде, все хорошо.

Я поспешил выйти из класса.

На большой перемене ко мне вразвалочку подошел Петя.

— Извиниться не хочешь? — поинтересовался он.

— Не-а, — подумав, сказал я.

— Лучше бы переступил через гордость. Тебя весь класс игнорит, если что.

Я усмехнулся:

— То есть, все как обычно?

Петя нахмурился. Разговор явно шел не по плану.

— Настюху зачем обидел? — продолжал он гундеть. — Она плакала вчера. Из-за тебя. И мне тоже, знаешь, неприятно, когда такое высказывают.

— Правду всегда неприятно слышать. Особенно если привык врать сам себе.

— Знаешь, иногда правду лучше не говорить. Так в жизни бывает, что…

— Ты сейчас что делаешь? — Я впился в него взглядом, с трудом подавляя желание устроить драку.

— В смысле? Жизни тебя, дурака, учу!

— Нет, Петя. Ты пытаешься вспомнить все те фразы, которые слышал в идиотских фильмах, и выдать их за свою мудрость. Кто ты такой, чтобы учить меня жизни? Ты ее знаешь хоть немного, эту жизнь?

— Я-то знаю! — Петя вздернул подбородок.

— Ничего ты не знаешь. Потому что ты ничего никогда не терял. Когда у тебя отнимут самое дорогое, ты узнаешь, что такое жизнь. И тебе никого не захочется учить жизни. Сдохнуть захочется — вот это да!

— Чего ты мелешь? — сморщился Петя. — Тебе, может, по роже настучать?

Я встал, с грохотом отодвинув парту.

— Пошли.

Глаза старосты забегали.

— Не боишься? — спросил он, потеряв всякую воинственность.

— Ты меня ничем напугать не сможешь. Пошли, время есть.

— Ни фига, ты смелый какой стал! Что ж с тобой такого Жанна сделала?

Только глухой не услышал бы ревности в его словах, но мне было плевать на его чувства. Я размахнулся и ударил его по лицу. Петя успел отклониться, и удар настиг его на излете.

— Задний двор, — процедил он сквозь зубы и вышел из класса.