Прохожу вглубь и не замечаю предметов на этом самом столе. Кручу головой, задаваясь вопросом, почему папа бывает в кабинете чаще, чем у меня в комнате. Хотя кого я обманываю, в мою комнату он никогда не заходит. Даже когда туда заглядывает приведение. Моему родителю нет дела до собственного ребенка, это нормально. В хрустальном замке из розовых грез не существует семьи и любви. Здесь живут два незнакомых человека и одно приведение.
Вздыхаю, стоя возле стола. А потом резко поворачиваюсь и задеваю ее – рамку с фотографией. Она падает. Треск. Осколки. Почему я не заметил проклятую рамку? Сажусь на корточки, разглядывая стеклышки. Маленькие, красивые, острые. Аккуратно оттряхиваю фото, и вглядываясь в лица. Со снимка на меня смотрит молодая пара, отца узнаю сразу, а вот девушка… Ее лучезарная улыбка и голубые глаза я никогда не видел. Светлые кудри лежат на хрупких плечах незнакомки. Но нет, это не незнакомка. От осознания кого я вижу перед собой, вздрагиваю. Едва не теряю равновесие, и чтобы не упасть, упираясь ладонью в осколки.
Капли крови на полу, на стеклышках. Острых. Маленьких. Красивых. Мне больно, но я продолжаю с открытым ртом рассматривать снимок. От улыбки этой девушки на душе становится тепло, будто меня кто-то гладит по голове, будто обнимают, держит за руку. С глаз медленно начинают скатываться слезы, а к горлу подкатывается тугой ком. Потому что, черт возьми, я не знаю, что значит эти три простых действия.
Очередная вспышка. Моя ладонь больше не истекает кровью, я смотрю на нее и до сих пор ощущаю тепло. Открываю глаза, оглядываю пустую кухню. Снова смотрю на ладонь и снова образ - тот день возле озера.
Мне всегда хотелось, чтобы кто-то вот так взял за руку.
Поднимаюсь со стула, и подхожу к окну, открываю его и смотрю в след единственному человеку, которого почему-то подпустил слишком близко.
Если бы не эта фотография…
Какого черта, отец до сих пор хранил ее? Тогда, в детстве, он ничего не сказал, молча выставил меня за дверь. Но по его лицу я все понял. А еще пропал смысл избегать приведения. Мы, наконец, познакомились. У этого существа было странное имя. Его звали Одиночество. Оно дружило со мной и с отцом. Оно никогда не пыталось сделать нас ближе. Ведь я тот – кто все портит.
Зачем поехал домой? Подумаешь, напился старик, и стало плохо. Его слова, сказанные, вчера вечером, так и стоят в ушах.
- Не смей прикасаться к этой фотографии! – Отец выскочил в халате, держась за сердце. Он тяжело дышал, его рот не закрывался, потому что кислород плохо поступал в легкие. Мне просто нужно было найти, проклятые таблетки, в ящике. Ну, кто ж знал, что вместо пилюль, я найду там фотографию с мамой. Ту фотографию.
- Возвращайся в комнату, ты еле стоишь на…
- Убери свои грязные руки от этой фотографии! – орал не своим голосом папа. Кажется, я никогда не научусь адекватно реагировать на его выходки. Мой взгляд скользнул к маминой улыбке, и горло обвили иглы.
- Эй, мам, - произнес я, не отдавая отчет тому, что говорю. – Почему ты выбрала меня? Ты ошиблась? Я – твоя ошибка?
- Проваливай! – отец выхватил фото, стрельнув в меня пронзительным стальным взглядом. Его губы дрожали от злости, а я вдруг ощутил себя ничтожной птицей, которая бьется об стекла, которая по тупости думает, будто вокруг нет стекла. Я тоже бился: всю свою жизнь в попытке выбраться из хрустального замка. Из воспоминаний. Из детства.
Я развернулся, опустил голову и пошел к дверям. Вены наливались от бессилия и злости. Но это была не ненависть к отцу. Я ненавидел себя. Я ничего не мог поделать, ощущал себя убийцей, разрушителем чужой судьбы. Наглым вором. Мама была прекрасна. Она так улыбалась. Она могла бы увидеть целый мир и совершить миллион шагов. Вырастить сотни цветов, а может и посадить огромное дерево. Но все это разрушилось в считанные секунды, когда появился я.
- Ты никогда не поймешь! – прилетело мне в спину. – Ты никогда никого не полюбишь. Ты… ошибка моей молодости.
Я сглотнул осколок, застрявший в горле. Он резал каждую артерию, опускался ниже, задевая легкие и сердце. Ноги перешли в бег, мозг перестал подавать команды. Я пытался остановиться, но понимал – нужна отдушина. Так и оказался на ринге. Но сегодня даже ринг не помог. Меня били. Я бил в ответ. Кровь заливала глотку, в глазах потух свет. Однако, твою мать, облегчение не наступало. Словно я познал вкус чего-то другого и хотел этого другого. Физическая боль не заглушала душевную. И хоть убей, я не понимал почему.
А потом я пришел домой. И не узнал свою квартиру. Здесь так тепло. Здесь есть чужой запах. Чужой голос. Чужие вещи.
За те дни, что мы провели под одной крышей с Ульяной, внутри меня поселились противоречия. Сперва я не понимал того, что происходит, и своих желаний. Да я их и сейчас, если уж совсем честно, не понимаю. Сопротивляться не было сил, ну и интерес брал вверх. И дело было вовсе не в сексе.