Ты - моя ошибка (СИ)

Мы вышагиваем по темной аллее в сторону парковки. Никита впереди на два шага, я позади. Разглядываю его широкую спину, шлепаю летними кроссовками по ледяной земле, лужам и грязи. Мне снова хочется прижаться к нему. Его энергетика убивает плохие воспоминания.

Возле машины Новиков открывает дверцу и усаживает меня на пассажирское, закрывает и обходит спорткар. Пока он идет, я успеваю сжаться и вновь вернуться мыслями к себе в комнату. Однако стоит только Нику появиться рядом, как кошмар исчезает.

– Что? – тихонько спрашиваю, пристегивая ремень. В салоне горит тусклый свет, вероятно, теперь мой образ виден в полную мощь.

– Скажи только одно, – произносит стальным тоном Новиков. Он тяжело дышит, и я замечаю, как желваки бегают на его скулах. Ник отводит взгляд, я тоже. Знаю, к чему он клонит. Любой дурак подумает об этом, потому что у меня порвано платье, потому что на лице рана и потекшая тушь. Это правильный вопрос, нужный, хоть и болезненный.

– Нет, я… – задыхаюсь, сжимая губы. – Я сбежала.

– Хорошо, – кивает он то ли мне, то ли себе.

– Поехали, мне холодно…

Никита поворачивается ко мне, я тоже смотрю на него. Глаза парня расширяются, в них то ли буря, то ли затишье. Они потеряны. Кажется, Ник не понимает, что происходит. Кажется, он никогда не сталкивался с девушками, которых едва не изнасиловали. Новиков стягивает с себя парку и неожиданно протягивает мне.

– Я…

– Возьми, сейчас тачка прогреется и… Будет теплей.

Глава 28 – Никита

Если бы я не поехал на сходку в общагу, не встретил бы побитую собачонку. Ульяна выглядела… мне невыносима одна мысль, что с ней случилось. Однако я обязательно доберусь до истины. Ни один мужик не может называться мужиком, если пытается насильно заставить девушку раздвинуть ноги.

Мерзость.

До дома мы доезжаем в тишине. Я изредка поглядываю в сторону Снежинки, меня пугает ее внешний вид. В горле застревает тугой ком, который хочется залить чем-то градусным, а лучше вмазать уроду, посмевшему сотворить такое.

Ульяна, к удивлению, держится особняком. Больше не плачет. Клянусь, не выдержал бы добавки слез. Ненавижу слезы. Они действуют острым ножом по позвоночнику, я перестаю быть адекватным. В подобных случаях лучше отвернуться или уйти. Однако со Снежинкой не получилось бы. Я, как только заметил ее в темноте, сразу ускорил шаг. Ее слезы подействовали иначе, словно пырнули по живому. Так странно.

Дома первым делом усаживаю Ульяну на кухне на стул, затем вытаскиваю виски из холодильника. Наливаю ей, не мешаю с колой, но ставлю сладкую воду рядом. Сам ухожу к себе за майкой и трениками. Вытаскиваю чистые вещи из шкафа, но когда возвращаюсь, замечаю, как Снежинка наливает повторно. Она не запивала колой.

– Переодевайся, – протягиваю вещи, поджимая губы. Отвратительно. На ее лице ссадина, губа разбита, туш размазана по щекам. На коленке рана, колготки порваны, сексапильное платье превратилось в половую тряпку. Опять начинаю прокручивать ужасные мысли в голове. Стискиваю челюсть до хруста, вот же тварь.

– Спасибо, – произносит тихо девчонка. Поднимается и уходит в ванну. Пока она меняет одежду, я наливаю себе выпить. Иначе сорвусь. Кровь кипятком разливается по венам. А если она врет…

Твою мать…

За раз выпиваю полный стакан с градусами, горло обжигает, но лучше не становится. Закидываю пятерню в волосы, крепко сжимая кончики и натягивая их, чтобы затупить нарастающие эмоции. Что, черт возьми, произошло с Ульяной… Кто посмел надругаться… Кому сломать лицо, вырвать ноги и руки? Пальцы начинает покалывать. В последний раз такое было, когда меня довел отец. Я редко выхожу из себя, сегодня, видимо, исключение.

– Никита, – ее голос отрезвляет. Поднимаю голову и замечаю Снежинку в своих вещах: белая майка висит, да и треники ей велики. Кажется, дерни, они скатятся вниз. Она умылась, ее губы растягиваются в подобие улыбки, только не яркой и нежной, а мучительной. В глазах нет света, только тьма, словно Ульяна упала в бездну, словно накрыла поверх толстую скорлупу.

– Выпьешь? – смотрю на нее снизу вверх, сжимая крепче стакан. Девчонка кивает, отодвигая стул. Она молчит, отводит взгляд, едва слышно дышит. Мне хочется спросить, узнать подробности, но не знаю, как это сделать. Впервые я в диком замешательстве.

– В какой комнате будешь спать? – задаю крайне глупый вопрос. Снежинка выпивает виски, морщится. Потом, наконец, поворачивается в мою сторону. Наши коленки соприкасаются, и меня прошибает током от столь внезапной близости.

– А в какой можно?

– В любой.

– А в какой из них бывают твоих девицы, которые тают от стихоплетства? – она тянется к бутылке и опять наливает. Я не спешу останавливать, вполне возможно, станет сговорчивей, а может ей полегчает.

– Ревнуешь? – в моем голосе нет игривости, только обреченная грусть. Снежинка, с которой я переспал в первую встречу, словно тает. И это убивает, сам не знаю почему.