Ты — мой грех

Я не изменилась с того дня, когда мне было восемь, и я шла в школу с одноклассницей, болтая про убийц. Это клеймо. После этого как дальше жить? Как спать? Как по утрам просыпаться? Как сестре волосы плести этими самыми руками, которые сейчас в крови? И ведь не обвинить никого, я сама сюда пришла, и сама всё сделала.

Сама.

Меня посадят. Не станет полиция меня выгораживать, для таких как я не работает презумпция невиновности. Сяду, и надолго.

— Нужно вызвать полицию, — пробормотала я, и даже поднялась на ноги.

Дошла до дивана, и села. А затем легла, свернувшись калачиком. Мне нужна еще минута, прежде чем моя жизнь будет окончательно сломана. Алексею уже не помочь, а мне… мне так страшно! В полицию звонить страшно, говорить об убийстве страшно, я даже не хочу уже из номера этого проклятого выходить. Он еще недавно олицетворял для меня ад на земле, сейчас должен стать еще страшнее, ведь я здесь человека убила, но там, за дверью, сейчас, кажется, страшнее. Для меня.

Так, когда я поднимусь с дивана, когда возьму себя в руки, что я должна буду сделать?

Первое — звонок в полицию.

Второе — дождаться их.

Третье — собраться с силами, и постараться отстоять себя. Но не врать. Если заслужила, то должна понести наказание, а если случившееся примут за самооборону, то что? Как же я жить буду?

— Пусть все это уже закончится, — прошептала, глуша свои мысли, и спрятала лицо в ладонях.

Больше мыслей нет. Вообще никаких. Не открываю глаза, не сплю, отгоняю образы Алексея — живого и озверевшего, и мертвого в крови. Всё отгоняю, мне нужен штиль, а не шторм.

Из медитативного состояния меня вырвал нетерпеливый стук в дверь. Такой, словно стучат уже давно, а затем… затем дверь открылась.

— Шеф, простите, с вами все в порядке? Финдир меня набрал, говорит, что не может с вами связаться, а это срочно, — услышала я совсем рядом грубый мужской голос.

А затем завертелось.

Я уже не стараюсь специально, всё получается само собой. Тот самый штиль, медитация. Я и здесь, и не здесь. Глаза открыты, я все вижу, но отстранена.

Вот охранник орет. Он у тела Алексея, а затем рядом со мной. Поднял меня с дивана, трясет, кричит. Моя щека горит от пощечины, плечо ноет, вывихнул, кажется.

Вот вбегают еще двое амбалов. А следом женщина в костюме с бейджиком, и горничная. Мне в руку пытаются всучить стакан воды, а затем просто подносят его к губам. Я глотаю воду. По-прежнему штиль.

Смотрю как охранники осматривают комнаты, огораживают тело. Один орет на горничную, второй на меня — матом. Третий собирает наркотики, а затем зачем-то снова бросает таблетки на пол. Ну и зачем собирал тогда?

Моргаю. Открываю глаза, и вижу полицию. Меня спрашивают о чем-то, а я не слышу. Просто вижу, как двигаются рты, ловлю взгляды — смотрят с презрением, полицейские уставшие, раздраженные. Ну да, ночь на дворе, а им со шлюхой возиться.

Меня толкают к выходу, и я иду. Наручники не надели почему-то. А, нет, надели, когда посадили в машину. Везут в отделение, а затем почему-то сразу же конвоируют из него. Снова машина. Мы едем, дорога знакомая, даже слишком. Новое отделение, уже утро, в голове по-прежнему штиль, я оцепенела.

Меня встретил хмурый парень, и отвел в кабинет. Оставил одну, и… я очнулась. Видела же, как за полицейской машиной ехал черный внедорожник с амбалами из охраны Алексея. Почему меня оставили одну? Сейчас войдут эти, и меня здесь прикончат? Запытают?

Закричала в панике:

— Отпустите меня! Вы права не имеете меня удерживать.

Зачем я это кричу, меня же имеют право удерживать! Но я не могу остановиться. Всё кричу, и кричу, и кричу.

А затем дверь открылась. И… нет, не может быть!

— Ну здравствуй, Люба.

— Ты?

Руслан.

Господи, только не он! Предстать перед ним не только изменщицей и предательницей, но и шлюхой-убийцей? Перед любимым человеком?!

— Я, — зло и отрывисто бросил он.

— Давай, рассказывай. Желательно правду, не будем тратить время. Или будешь как все орать, что это не ты убила Уварова, и что все произошло случайно?

Уваров, значит? Не помнила я его фамилию. Алексей Уваров. Что ж, теперь я знаю фамилию и имя своей жертвы. Не смогу я перед Русланом себя оправдывать.

Раз пришел, то пусть уже знает всю неприглядную правду обо мне. Без прикрас.

— Я не буду говорить, что это не я, Руслан, — выдохнула я, потирая виски. — Вот тебе правда. Я его ударила, он упал, и больше не очнулся. Я убийца. А теперь можешь меня посадить, мне уже плевать.

27

РУСЛАН

Театр абсурда.

— Так, давай по порядку, — я потер глаза, нажимая на них так сильно, что на какое-то время даже ослеп. — Рассказывай, Люба.

— А зачем? Ты от меня отказался! Может, и правильно сделал что отказался, — заявила она с вызовом. — Или ты хочешь насладиться тем как я встряла?

— Люба, мать твою, рассказывай! — рявкнул я.

— Кстати, про мою мать: нужно бы узнать, как там Диана и мама. Сможешь устроить? Боюсь что мать напилась. На опыте проверено: алкоголика ничто не останавливает, даже маленький ребенок.

— То есть, ты ушла, чтобы встретиться с Уваровым, и оставила Диану на алкоголичку-мать?

— Да. Вот такая я плохая! — процедила Люба.

Блядь!