Ты, я и Гийом

А если задуматься над всей нашей с Артемом историей, то и ее вполне логично окрестить аутсорсингом чувств: с самого начала наша любовь получала подпитку извне. Аполлинер познакомил нас, обнаружив тайное, сокровенное единство, поддерживал, не давая отчаяться, вдохновлял, вызывая неистовое возбуждение, и всегда оставался незримым третьим. Кто знает, если бы не он, куда бы завела нас судьба! Она коварная дама. Ладно, все это лирика, пора вернуться к прозе нашей кембриджской жизни.

Первые полгода жизни в Кембридже оказались особенно тяжелыми: я никак не могла приноровиться к местным ценам и к новому быту, у меня не было работы, Катя совсем не знала английский – ее нельзя было никуда отдать. Но постепенно мы привыкали к жизни за границей – я научилась экономить, Артем перестал на меня ворчать, Катенька учила язык. Я старательно занималась с ней каждую свободную минуту, а Артем подыскивал семейные пары с детьми Катиного возраста нам в приятели, чтобы дочке, да и мне тоже, было с кем дружить. И практиковаться в общении с native speakers[11] заодно. Удивительно, но факт: через шесть месяцев жизни в Англии мы с Катей уже разговаривали на английском так, будто он стал вторым родным. Даже произношение было превосходным.

Без работы я просидела до самого Нового года, а потом все волею счастливого случая переменилось. Самое интересное, сказались усилия, предпринятые мною еще в Москве. Я решила, что, раз уж все равно приехала в Кембридж, нужно поучаствовать в конференции, на которую меня приглашали. И именно во время этой конференции, на которую я хотела, но не могла приехать самостоятельно из России из-за денежных затруднений, мне неожиданно и крупно повезло: я познакомилась с профессором Faculty of Classics[12] Кембриджского университета. Импозантная дама прослушала мой доклад, прониклась его литературной страстью и предложила присоединиться в качестве PostDoc’а к группе исследователей-литературоведов на ее факультете. Сработала-таки моя маниакальная вера в силу науки! Пусть и через долгое время. Радости моей не было границ!

Катерину, получив работу, я определила в местный детский сад, а сама с новым энтузиазмом погрузилась в исследования литературных коммуникаций XIX века. Три года активного труда над общим проектом позволили мне претендовать на позицию лектора – благо университету вдруг потребовался факультативный курс лекций по творчеству Гийома Аполлинера. А кто, как не я?! Мечта моя сбылась: я занималась любимым делом, учила студентов, копалась в бесчисленных текстах, и при этом мне платили хорошую зарплату. Я и до сих пор продолжаю усердно работать над прозой Костровицкого – почти готова докторская диссертация – в благодарность за все произошедшие в моей жизни перемены. В университете дела идут неплохо: все указывает на то, что вскоре я преодолею очередную иерархическую ступень под названием «старший лектор». Вот я и нашла себя в жизни, сделала свою карьеру. Оказывается, все это было совсем близко. Каждый новый лекционный курс, созданный мною, я могу теперь с гордостью сравнить с той шапкой Мономаха Карима, которая в свое время вызвала у меня бурный приступ вселенской зависти. Выяснилось, что и я способна творить шедевры, что и мне уготовано признание, и мои студенты ценят по заслугам мой труд! Мне и раньше-то не хватало, как я поняла теперь, самой малости – уверенности в себе, осознания нужности своего труда. Но кто мог подумать тогда, в России, что я добьюсь успеха и благополучия именно на поприще науки? Кто мог знать об этом семь-восемь лет назад, когда я была нищей и никому не нужной аспиранткой?! Даже добрые друзья, вроде того же Карима, посмеивались над моим глупым упрямством и слепой верой на тему своих «предназначений». Зато теперь у них есть повод мною гордиться – это я знаю точно.

Кстати, Карим в Москве процветает. И сдержал-таки слово: стал первым ювелиром России. Теперь принимает заказы от самых-самых важных лиц, а заодно и от тех, кому ничего не стоит выбросить несколько десятков тысяч долларов за безделушку. Цены он, в отличие от разных там Bulgari и Tiffany, не имеет привычки задирать до небес: только если попадается особо настырный олигарх, который считает, что за «тридцать штук ниче приличного уже не купишь». Карим соглашается: «Хорошо, тогда пусть будет сто». А я смеюсь над этими его байками, которые он рассказывает мне иногда по телефону, и радуюсь, что все это происходит вдали от меня. Не со мной.

Но я тоже горжусь Каримом как другом, как земляком – редкий талант и настоящий самородок. Сумел утереть всем нос и проложить в жизни свою дорогу. Достоин только уважения и похвалы.