Ты бросаешь вызов?

Я выдохнула. Он был абсолютно невозможен.

— Для тебя все должно быть сексуальным?

Мэддокс откусил еще один сэндвич.

— Мы рождены быть сексуальными существами. Почему бы не принять это?

Я прислонилась к окну, наблюдая за проезжающими машинами, пока Мэддокс большими кусками поглощал свой бутерброд. Он явно был голоден. Как только он доел последний кусочек, я затронула запретную тему.

— В тот день… в кладовке, — начала я.

Мне не нужно было смотреть на Мэддокса, чтобы почувствовать перемену в нем. Когда он заговорил, его голос сказал все.

— Еще раз заговоришь об этом, и я тебя так испорчу…

— Почему ты так полон гнева? — Я прервала его прежде, чем он успел закончить свою угрозу. — Я тебе не враг.

Он издал безрадостный смех.

— Это довольно иронично, учитывая наши отношения, если их можно так назвать.

— Это иронично, не так ли? — Я наконец повернулась, чтобы посмотреть на него. Он прислонился плечом к окну, лицом ко мне. Его глаза были ярко-голубыми в солнечном свете, мерцая и скрывая что-то более темное.

Кем был человек за этой маской?

— Но я не собираюсь причинять тебе боль. Это никогда не было моей целью. Я только пыталась расквитаться с тобой.

Мы с Мэддоксом играли в кошки-мышки. Это раздражало, но было безвредно.

Он склонил голову набок.

— Значит, ты хочешь сказать, что не причинишь мне вреда, если я сначала не причиню тебе вреда? — спросил он грубым, хриплым голосом.

— Да, это справедливо. Если ты причинишь мне боль, я заставлю тебя пожалеть об этом.

— Ты первая девушка, которая не упала мне в ноги и не умоляла трахнуть.

— Кем это меня делает?

Он ухмыльнулся, по-волчьи.

— Моей добычей.

Я рассмеялась, вместо того чтобы обидеться, как два месяца назад.

— У тебя однонаправленный ум, Коултер.

— Ты водишь круги вокруг моей головы, Гарсия.

Это было… признание?

Я попятилась от него.

— Бабушка будет ожидать, что мы вернемся к работе через две минуты.

Развернувшись, я хотела уйти, но остановилась. В животе у меня сжалось, мучительное ощущение, что я собираюсь сделать что-то чертовски глупое. Но я не могла остановиться. Я всегда была девушкой, которая планировала заранее, никогда не делала ничего настолько… безрассудного. После того, как жизнь ударила меня по лицу и оставила шрамы, я поклялась, что никогда не буду глупой.

Всегда под контролем.

Всегда осторожна.

Но, очевидно, безрассудные привычки Мэддокса передавались и мне.

Я вернулась к Мэддоксу, стоявшему всего в футе от меня. Так близко, что я чувствовала его тепло.

— Знаешь что? Я думаю, что мы с тобой можем быть действительно хорошими друзьями, — объявила я, слова вырвались наружу прежде, чем я успела себя остановить.

Ага. Глупо, да?

Его глаза расширились, прежде чем он усмехнулся.

— Как мое желание залезть к тебе в трусики равняется тому, что мы хорошие друзья? — Он посмотрел на мою руку, протянутую между нами. — И ты действительно ждешь рукопожатия?

Черт возьми, о чем я думала?

Жар обжег мои щеки от смущения.

— Я пытаюсь быть вежливой сейчас, — сказала я сквозь стиснутые зубы. — Я просто думаю… если мы так хорошо умеем быть врагами, представь, что мы на одной стороне?

Это было правдой. Я устала бороться с Мэддоксом день за днем, снова и снова. Пришло время объявить перемирие, положить конец этой войне и начать все заново.

Когда он говорил, в его глазах был непроницаемый блеск.

— Ты поставишь Беркшир на колени, Сладкая Щечка.

Я собираюсь поставить тебя на колени. Я держала этот лакомый кусочек при себе.

Мэддокс на секунду задумался. Он провел большим пальцем по своей квадратной челюсти, прежде чем просто кивнуть мне.

— Отлично.

Подождите… правда? Я моргнула, ожидая, что он рассмеется и назовет меня жалкой.

Он этого не сделал.

Мэддокс выжидающе посмотрел на меня.

Твою мать.

Я сглотнула нервный ком в горле и на этот раз показала ему свой мизинец.

— Мы торжественно клянемся больше не разделять между собой вражды и будем вести себя хорошо.

Если Мэддокс и думал, что я веду себя глупо, он не показывал этого на лице.

— Торжественно клянусь не быть мудаком, но я все равно буду думать о шестидесяти девяти способах, как я могу трахнуть тебя каждый раз, когда ты смотришь на меня или трясешь своей задницей в мою сторону.

— Мэддокс! — Я зашипела, и мои щеки вспыхнули от его грубых слов. Я не была святой, но, черт возьми, он знал, как заставить девушку покраснеть.

Он издал гортанный смешок, звук исходил из его груди. Мэддокс обвил мой мизинец своим, чуть-чуть сжав его.

Мои легкие горели, и я поняла, что забыла дышать.

Вот оно, напомнила я себе.

Конец чего-либо; начало чего-то другого.

Я не знала, насколько серьезен Мэддокс и сдержит ли он свои слова… Я не знала, знает ли он значение слова «друзья», я не знала, что принесет нам завтрашний день, вернется ли он к своему обычному засранцу, но я знала одно — я больше не хотела быть на противоположной стороне от Мэддокса.

— Друзья? — Я вздохнула.

— Друзья, — согласился он.

* * *

Мэддокс

Я смотрел, как Лила уходит обратно в магазин своих бабушек и дедушек. Я задумчиво почесал свою трехдневную щетину на подбородке.