Ты

Конечно, «смотреть» фильм без изображения – довольно странная затея, но тебе доступен только такой способ. Я могу только пытаться представить себе, как это выглядит в твоём восприятии, какие картины рисует твоё воображение. Учитывая то, что первые девять лет твоей жизни ты могла видеть, в твоей памяти должны были сохраниться зрительные образы этого мира. Ты помнишь, как выглядит первый снег, золотые волосы, летнее утро; ты знаешь, что такое красный цвет и пожухшая осенняя трава. Поэтому ты многое можешь себе представить. Моя же задача – подобрать меткие слова, чтобы твоё воображение заработало. Знаешь, это для меня – неплохая тренировка. Такой навык очень помогает мне, когда я пишу: текст получается «визуальным», описанные в нём картины оживают. Ну, по крайней мере, мне так говорили те, кто читал.

Чайная глубина впитывает твои мысли, и они застывают там, как доисторические мошки в куске янтаря. Если ты хочешь оставить их при себе, я не буду настаивать: они только твои, и ты вольна ими распоряжаться по своему усмотрению. Я просто подливаю тебе чай и пододвигаю бутерброды.

– Неплохо, – выносишь ты наконец свой вердикт фильму. – Но лучше, конечно, читать книгу.

Свою писанину я стесняюсь давать тебе читать… Не знаю, почему. У тебя не так много свободного времени, и его лучше тратить на что-то действительно стоящее. Вот сейчас, например, можно пойти прогуляться перед сном и послушать шёпот осени. Осень – очень интересный рассказчик.

__________________

*Джефф Хили (англ. Jeff Healey) – (Норман Джеффри Хили, 25 марта 1966 – 2 марта 2008) был слепым джаз и блюз-рок вокалистом и гитаристом, который достиг музыкальной и личной популярности, особенно в 1980-х и 1990-х.

2. ЗНАКОМСТВО. ПАЛЬЦЫ ГИТАРИСТА

Они тонкие и красивые, сильные, гибкие, ловкие, быстрые, танцующие… Лёгкие, летающие, порхающие, пламенные, вдохновенные. Иногда – плачущие, иногда – грозные, но чаще всего – нежные. Непобедимые и ясновидящие. Эпитеты к ним можно подбирать бесконечно. И всё это будет о них – пальцах гитариста. Твоих.

Впрочем, играть они умеют не только на музыкальных инструментах. Они могут извлекать каскады фантастических аккордов из моей души и моего тела. Они способны излечивать боль, как физическую, так и душевную. Они могут писать картины небесными красками, магией музыки и вдохновения, порывом безумия восторженного Творца. Им под силу строить невообразимой красоты дворцы, в которых можно заблудиться навсегда.

Впрочем, прочти ты эти возвышенные строки, ты бы только усмехнулась над их поэтическим пафосом.

– Ну ты загнула… «Дворцы, в которых можно заблудиться»… Писатель, блин.

Но эти слова, по сути насмешливые, будучи сказаны тёплым, низким и ласковым голосом, не обидели бы меня, а бархатисто скользнули бы по моему сердцу, согревая и окутывая нежностью. Это твоя обычная манера, которая меня и покорила.

Именно твой голос стал моим безумием, моим фетишем. Когда я впервые услышала, как ты поёшь, я поняла: всё, приплыли. Капец. Я пропала. Твоё произношение, манера, интонации, тембр… Всё это с самых первых звуков заиграло на струнах моей души и заворожило, подействовало на какие-то чакры, наверное. Эти вибрации проникали в меня, ласкали, соединяясь со мной и овладевая мной… Слушать их было почти как заниматься сексом.

Это была горячая пора: я училась на пятом курсе и писала диплом. Голова болела и шла кругом, на столе возвышалась огромная кипа ксерокопий, кровать была завалена книгами и ещё одной кипой ксерокопий. На них я иногда и засыпала. А просыпалась с учебником под задницей, а под головой – с папкой материалов для теорчасти. Тут же стояла грязная посуда: я питалась, не отрываясь от работы. Булочка в зубах, квадратные глаза и судорожно скрюченные над клавиатурой пальцы – вот был мой примерный портрет того времени.

– Мда, – сказала моя давняя подруга Рита, однажды придя ко мне в гости и окинув взглядом всю эту «красоту». – Слушай, так же просто чокнуться можно. Как насчёт немножко отдохнуть?

С Ритой мы дружили со школьной скамьи. Ничего «такого», обыкновенная дружба одноклассниц, хотя… Мысли посещали мою голову всякие. Мы были похожи: у нас одинаково не клеилась личная жизнь, было туго с парнями, а наши головы пухли от нереализованных стремлений. Рита мечтала стать певицей, а я – писателем. Мы занимались этим пока только как любители: я писала «в стол», а Рита ходила на занятия по вокалу и изредка выступала.

– Слушай, – сказала она, смущённо водя пальцем по покрывалу моей захламлённой кровати, – я сегодня вечером в клубе выступаю. Приходи, м?

Она сообщила об этом с такой гордостью, как будто там должен был состояться её сольный концерт, а не всего лишь одна песня в числе прочих.

– Вообще-то, там сегодня одна молодая группа выступает… Это их вечер, а я с девчонками – так, на «разогреве».

Для Риты это выступление было, несомненно, важным событием. Отказаться прийти означало обидеть её, и у меня не хватило духу сказать «нет». Ради такого случая я отложила диплом и даже чуть не поссорилась с отцом, который был категорически против моего похода в клуб.