Творцы русской идеи

Важнейшая проблема практической философии — судьба родины. Должна ли Россия идти дорогой западного прогресса или искать собственные пути? Ответ на этот вопрос разделил русскую интеллигенцию на два стана — славянофилов и западников. Бердяев хорошо сказал о них: «И те и другие любили Россию, славянофилы как мать, западники как дитя»¹¹. Мать оберегают, дитя воспитывают. К чему это привело? Наследники западников — нигилисты и революционеры всех мастей апеллировали к воспитательной роли насилия. Здесь многое пришло из Германии (Маркс и Энгельс), многое по-русски утрировано. В XX веке они одержали победу, завели страну в тупик и уходят в небытие. Поэтому русские отвернулись от этого искажения «русской идеи».

Иное дело славянофильский комплекс идей — любовь к России как к матери. Я наберусь смелости утверждать, что и эта чисто русская проблема не обошлась без немецкого влияния. Русские устояли перед Наполеоном, разбили его. Немцы учили нас: Клаузевиц — генералов, Фихте — мыслителей. «Речи к немецкой нации», призывавшие к борьбе за национальную самобытность, были прочитаны не только в Берлине, но и в Санкт-Петербурге. Русская идея возникла как преодоление односторонностей западников и славянофилов, синтез двух позиций в единую теорию мировой культуры.

Православие — важнейший источник русской идеи. Благочестие сочеталось в России с безбожием. Споры о Боге прошли в интеллигентской среде через весь XIX век. Спорили горячо, не считаясь со временем, вечерами и ночами. Рассказывают, что однажды во время такого затянувшегося спора кто-то предложил поужинать, на что Белинский возмущенно воскликнул: «Мы еще не решили вопрос о существовании Бога, а вы хотите есть»¹². Не знаю, остались ли тогда голодными участники спора, но в дальнейшем русский народ предпочитал порой заботиться не о хлебе насущном, а выяснять свое отношение к Богу. После революции были казнены (в основном без суда) сотни тысяч священников, разрушены многие тысячи монастырей и церквей. При этом русские — религиозный народ. Окруженная ореолом мученичества, воспринимаемая как носитель нравственной чистоты, церковь быстро восстанавливает свои позиции. Воплощается в жизнь то, что было предсказано летом 1917 года, когда в португальской деревне Фатима явилась детям Богоматерь и предрекла близкую катастрофу в России, а затем духовное возрождение страны, спасительное для всего мира.

Главная проблема Канта и его последователей — свобода. Для решения антиномии свободы была написана «Критика чистого разума». Кантовское решение проблемы: эмпирический мир лишен свободы, она существует только в ноуменальном мире. Нравственное поведение требует действовать ноуменально в эмпирическом окружении. Православная религия сразу ставит верующего в ситуацию ноуменального мира, требует вести себя вопреки эмпирии. В неопубликованной главе к роману «Бесы» Достоевского есть примечательный диалог. Ставрогин спрашивает епископа Тихона, может ли он своей верой сдвинуть гору. Ответ: если Бог велит, то смогу. Возражение Ставрогина: получается, как если бы Бог сделал это сам. Епископ не согласен: нет, это сделаете вы сами, но вера должна быть безграничной.

Я — не религиозный теоретик, не фанатик православия, но из нашей философской литературы знаю, что православие, более чем западные ветви христианства, наделяет человека свободой воли. Если человек захочет, то, уповая на Бога, он может сдвинуть гору. Важно не то, что это произойдет, а что человек убежден в этом. Отсюда следующие пассажи у Ильина и Бердяева: «Православный русский верит в свободную волю и свободную совесть»¹³. «В глубине русского народа заложена свобода духа ббльшая, чем у более свободных и просвещенных народов Запада… Огромность свободы есть одно из полярных начал в русском народе и с ней связана «русская идея»¹⁴.

Поэтому вызывают улыбку нынешние наивные призывы и здесь «учиться у Запада»: дайте, мол, нам протестантизм с его индивидуализмом и предопределением, а то пропадем! В. Хорос надеется на то, что «будут развиваться в русском православии реформационные течения, способные выполнить функции, аналогичные европейскому протестантизму»¹⁵. Нужны ли нам такие функции? Каждому свое!