Вот и хорошо. Вот и бросай тут, остановись. Не делай того, к чему душа не лежит. Ты уже доказал всему миру, что можешь писать, зачем тебе больше? В самом деле, зачем тебе больше, если ты не хочешь стать одним из этих полуроботов, которые даже не вполне живут, а скорее доживают, которые бредут по судьбе, мучаясь сами, мучая родных… Если, разумеется, ты не имеешь сообщить что-то очень важное, ради чего стоит жертвовать всеми остальными возможностями, и в первую голову – счастливой жизнью.
Подумай и остановись на этой отметке – второй роман. Поверь, это не капитуляция, это просто мудрое решение. Причём эпитет я употребляю без всякой иронии.
Я очень хорошо помню шок, который испытал, когда впервые увидел профессионального литератора. Как ни странно, это был мой учитель литературы в старших классах, когда я уже, к несчастью, принял решение попробовать стать таким же. Не буду сообщать его фамилию, ибо хочу вспомнить его не для изъявления благодарности, а с куда более гнусными целями.
Когда он вошёл, это был рано постаревший, одутловатый человек. Явно ещё не старый, но уже какой-то напряжённый, словно бы больной, без огня в глазах, с выражением почти постоянной муки, с синяками в пол-лица, подрагивающими руками и очень тяжёлой, словно бы замедленной речью.
На одном из родительских собраний мой отчим увидел его и решил, что это спивающийся алкаш, добивающий последние здоровые клетки своей печени. И стал расспрашивать – кто да что? И выяснил: это был совсем неплохой литератор, кстати, один из спецов кафедры русской словесности в университете Лумумбы, который из-за постоянных в контактов со студентами чувствовал, что должен продолжать свою карьеру, должен выдавать «на гора» текст. А сил и уже не было. И тогда он решил спасаться… ближайшую к дому школу и устроился, чтобы «передохнуть». Я убеждён, он не думал, что нужно бросать ремесло, он хотел только восстановиться, только отойти на время от слишком требовательного, толкающего на литературные «подвиги» окружения.
К чести этого человека следует сказать, он из школы так никуда и не ушёл. Он сумел с этим справиться, сумел одолеть «инстинкт письма», который был ему уже не по силам. На каком-то из вечеров выпускников я видел его, почти через десять лет после того, как он переступил порог нашей школы. Весёлый, помолодевший, без той тени, которая словно нависала над ним, с хорошим цветом лица, пользующийся самой чистой любовью учеников и коллег. Я понял, что с ним произошло. Он прекратил растрачиваться, и мгновенно выяснилось, что он – умница и эрудит, великолепный собеседник и добрый товарищ. И он стал счастливым.
В моей дальнейшей жизни он послужил мне, к сожалению, всего лишь иллюстрацией. Я не внял предупреждению – и поплатился. Со временем я обнаружил все эти признаки у себя. А, рассмотрев те же симптомы у своих приятелей «по несчастью», понял всю ситуацию в целом.
Вот только осознать, где оканчиваются наши силы, где следует остановиться, пока не сумел. А может быть, я послабее, чем мой старый учитель, может, я так этого и не пойму или от испуга вообще примусь говорить, что не понимаю, что происходит, и по-прежнему буду толкать воз, для которого уже недостанет ни сил, ни огня. В таком случае, будущее – печально. Как оно печально у большинства тех, кто сумел написать второй роман, третий, четвёртый…
Может быть, литераторы – вообще самые печальные люди на свете. Даже более, чем юмористы и клоуны.
И всё-таки они зачем-то это делают. Зачем-то пишут книги, хотя это тяжело и ужасно – видеть, как реальная жизнь утекает без следа, в угоду каким-то выдумкам, словно песок между пальцами. Что же заставляет их хранить верность своей профессии, что движет ими?
Это не простои вопрос. Должно быть, потому, что и тут имеется немало легенд и мифов. Вернее, есть масса догадок, которые почему-то люди, не написавшие ни одного рассказа, прикладывают к нашему ремеслу.
Это даже забавно. Почему-то обычные люди не очень разгадывают, что движет врачами, считается, что желание оказать помощь страждущим вполне достаточное объяснение, что шофёра манит лента шоссе, уходящая вдаль, за горизонт, что лётчика делает свобода полёта, а актёра – умение лепить из себя других людей и тем создавать образы для всех тех, кто пришёл в театр…
Про писателя такой определённой, расхожей гипотезы нет. Вернее, их несколько. Некоторых манит имя, поставленное на обложке, иных привлекает высокий гонорар (мы-то теперь знаем, каков он на самом деле, не так ли?), кто-то борется таким образом со смертью, не веря, что он и так бессмертен, а кто-то первым делом помянет относительно высокий статус, которым якобы пользуются литераторы. Я вот что думаю – все это чушь. Те, кто так думает, вряд ли заслуживают иного, чем обидное слово – «дурак». Причём в данном случае это не оскорбление, а лишь наиболее общее обозначение всех тех, кто плохо подумал и высказался преждевременно. Такими дураками бывают и очень умные люди – к сожалению.