— Где еще я подписку дал! — совсем уж осерчал профессор. — Кого я боюсь?
— Прокуратуру, — невинно ответил Удалов.
И тут Минц взревел так, что лежавший за деревом Никита Борисович поджал ноги.
Минц глубоко вздохнул, помолчал, переживая гневный пароксизм, а потом заговорил:
— Я задумался о том, насколько непроизводительно работает природа. Наблюдаю я ребенка, вижу — вот вам генетически обусловленный военный, офицер, а может, и генерал. Потом гляжу на малыша, лепящего пирожки из песка, — он же готовый труженик! Я вижу будущее любого малыша по его обычному поведению в детском садике.
— Ты гений, Лев Христофорович, — искренне заметил Удалов.
— Да не о гениальности речь! — возразил Минц. — А о том, какие это беды или радости может принести человечеству.
За стволом дерева Блестящий внимательно слушал. Конечно, не исключено, что старики несут чушь — на то они и старики. Но ведь дедушка Никиты Борисовича до позднего девяностолетнего возраста сохранял ясный ум и даже говорил: «Не доведет вас до светлых высот демократия. Насмотрелся я ее в годы Гражданской войны. Народу она не нужна!» С этими словами и помер, перед смертью позвав в дом жреца зороастринской религии, так как все Прохановские в Харькове исконно придерживаются зороастризма.
— А какие беды? — донесся до Никиты Борисовича голос курносенького собеседника.
— Эх, не хотел я забивать тебе голову научной чепухой, — вздохнул второй старик, тоже лысый, но толстый и нахальный. — Но придется.
Глядя в небо, он продолжал:
— Природа действует расточительно и неумно. Заданность детеныша определена. Но природа растягивает взросление человеческого существа на полтора десятка, а то и более лет. Расточительно?
— Организму сложиться надо! — сказал Удалов.
— Ошибка. На деле получается наоборот. Внешние факторы не помогают природе, а нарушают ее начинания. Ну, посмотри. Мы имеем дело с талантливым скрипачом. А у родителей нет денег ему на скрипку, к тому же его папа всю жизнь играет на гармошке. И вместо нового Ойстраха мы получаем еще одного пьяненького гармониста.
— Ну, это исключение, — возразил Корнелий. — Настоящий талант превозможет.
— Ты уверен?
— Еще как!
— И какой же талант был у тебя, Корнелий, в три года от роду?
— Нормальный талант, — не нашелся что ответить Удалов. — И если что, я его сам загубил.
— Правильно. Природа не могла угадать, что ты станешь послом доброй воли, известным в Галактике борцом за мир и, главное, самым средним из всех жителей Млечного Пути. А вообще-то говоря, я тебя проанализировал…
— Так ты любого человека можешь проанализировать?
— Задним числом.
— И без ошибки?
— Без ошибки, но с разочарованием. Природа зря отпускает людей взрослеть самостоятельно.
— Так скажи обо мне, не томи!
— В машинисты паровоза готовила тебя природа.
— Не может быть! — воскликнул Удалов и вдруг закручинился.
Минц заметил это и спросил:
— Что с тобой?
— Ты не поверишь… Я у внука паровозик украл и всю ночь с ним в коридоре играл.
— Почему не поверить? Конечно, поверю, — улыбнулся Лев Христофорович. — И я задумался, — продолжал Минц, глядя в небо, не слыша и не видя ничего вокруг. — Я задумался, нельзя ли помочь природе. Тогда люди будут счастливее. Они же будут заниматься тем делом, к которому их произвела природа.
— Не понял, — сказал Удалов и почувствовал, как ему хочется гуднуть.
— Мы должны сократить до минимума тот непроизводительный период, в ходе которого человек взрослеет, в то время как увеличиваются шансы, что он станет вовсе не тем, кем ему следовало бы стать.
Минц сорвал травинку и принялся ее грызть.
Никита Блестящий был сам слух.
— Почему надо взрослеть много лет? — задач сам себе вопрос профессор. — Надо взрослеть за три года.
— И кто же получится? Генерал мне по пояс?
— Я не так наивен, — возразил Минц. — Нам нужно, чтобы человек стал совершенно нормальным, двадцатилетним, работоспособным и даже готовым жениться.
— В пять лет жениться? Ну, тебе покажет наша милиция!
— Какая еще милиция, — заметил Минц. — Никому не нужна твоя милиция, когда все будут заниматься своим делом.
— Неужели ты уже испытал это средство? — испугался Удалов.
Беда великого ученого заключалась в том, что его изобретения и открытия далеко не всегда выполняли задуманную роль. Порой они становились катастрофически опасны для окружающих. И приходилось переизобретать изобретенное.
Удалов как представил себе шестилетних генералов, ему чуть дурно не стало.
— Все проще, — сказал профессор. — Я изготовил совершенно безвредное средство, которое ускоряет физические развитие организма. Если дать мои порошки пятилетке, то еще через три года, а то и менее, он станет взрослым и займется своим любимым делом.
— И останется внутри дурак дураком? — предположил Удалов.
— Тебе дается три года. Так вот, за эти три года научи ребенка всему необходимому. Мы с тобой такие школы ускоренного профиля организуем, японцы будут приезжать за опытом!
— Ты меня не убедил, — сказал Удалов и закрыл глаза. Солнце пекло, но милосердно.
2
Никита Борисович уже не ощущал жары и томления духа. Он почувствовал, что наткнулся на большое, настоящее дело.