Твоя Мари

–Ну, говори! Цвет, Мари? Какой сейчас цвет?

–Зеленый, – выдыхаю я, потому что боль уже прошла.

–Ну, врешь ведь, – вздыхает он и снимает зажим. В глазах темнеет от боли, но на секунду, потом все проходит. Второй зажим – то же самое… – Все, ложись. Только я тебя прошу – не ври мне больше, так будет легче и мне, и тебе. Я боюсь не успеть за тобой, а обмороки твои знаменитые меня что-то не возбуждают…

Ложусь обратно и думаю, сколько же он планирует держать меня здесь. Спать хочу, но глаза никак не желают закрываться. Я начинаю рассматривать помещение. Примитивно, но в принципе удобно – ну, если рассматривать эту конуру с точки зрения приспособленности к «тематическим» сессиям. Только грязища тут…

Интересно, а Дэн на самом деле в курсе, что мы здесь? И просто позже подъедет? Меня тошнит – это бывает от страха, когда долго боишься и ждешь чего-то. Очень хочется курить, просто нестерпимо. Я сажусь, и Олег, развалившийся в кресле у камина, который, оказывается, успел растопить, поворачивается в мою сторону:

–Ты что?

–Курить хочу…

–Встань и возьми.

Я встаю с кровати и иду в угол к вешалке, где в сумке лежит пачка сигарет. Телефона там нет – он у Олега.

Возвращаюсь, беру со стола зажигалку, но Олег выхватывает ее и подносит к кончику сигареты. Я прикуриваю, однако он не убирает, а делает пламя сильнее, я едва успеваю отклониться назад. Раздается смех:

–Мари, ты меня разочаровываешь! Что ж ты всего боишься-то, а? А еще маза! Хоть бы не позорилась!

–Не хочу походить на опаленную курицу, – бормочу я, затягиваясь сигаретным дымом, и сажусь на край стола, потому что стульев нет больше в этом сарае.

–Боишься – Дэн не захочет тебя? – усмехается он, и мне вдруг отчего-то очень неприятно это упоминание. – Захочет, не волнуйся. Ему тебя любую в кайф – он мне вчера полночи про это трындел.

Странное дело – я сижу на столе перед практически чужим мне человеком совершенно голая, если не считать простыни, намотанной вокруг груди, курю и не испытываю абсолютно никакого дискомфорта.

–Может, продолжим, если ты докурила?

Я, честно сказать, не представляю, что еще он может сделать со мной – спина и так горит огнем, кажется, что на ней нет живого места.

–Что у меня на спине? – спрашиваю я и вижу, как у Олега вздрагивает рука:

–В каком смысле?

–Ну, следов много?

–Каких следов?

–Ты издеваешься?

–Нет, по-моему, издеваешься ты. Какие могут быть следы, если ты договаривалась с Дэном об их отсутствии и мне ничего другого не сказала? – недоумевает он.

Ого… Дэна никогда не волновала такая досадная в экшене мелочь, как следы от девайса на коже – просечки, глубокие раны. Ну, сорвалась рука, бывает. Олег же подходит к этому иначе. Странно только, что при такой силе удара отрицает наличие следов.

–Ты, смотрю, мне не веришь. Ладно, сейчас.

Олег берет мобильный, обходит стол, на котором я по-прежнему сижу, убирает простыню и делает несколько снимков, после чего вручает мне телефон:

–На, убедись. И больше не задавай мне таких вопросов. Следы будут только в том случае, если ты сама захочешь.

Я растерянно рассматриваю фотографии – спина просто красная, и все. Это пройдет через пару-тройку часов. Но тогда почему у меня такое чувство, что все мышцы отстали от костей?

Молча возвращаю телефон.

–Ну, так как? Хочешь посмотреть, что еще могу?

Он берет из кучи дивайсов что-то черное, свитое в несколько колец, отходит в дальний угол гаража и делает резкое движение запястьем – раздается такой звонкий щелчок, что я вздрагиваю, а по полу стелется длинный, почти полутораметровый кожаный хвост кнута.

–Я… мы никогда…

–Я знаю. Кнутом работать довольно сложно, но здесь как раз достаточно места. Так что – хочешь?

Я не знаю, что сильнее во мне сейчас – любопытство или страх, все-таки это тяжелый девайс, можно получить серьезную травму. Видимо, именно это и написано у меня на лице, потому что Олег кладет кнут в кресло, подходит ко мне и берет в ладони лицо:

–Не бойся. Я не сделаю ничего, что повредит тебе. Я учился этому долго по специфическим старым книгам. Я понимаю твои опасения – кнутом можно сломать позвоночник, а можно так отсечь крылья мухе, что она останется жива и уползет.

–Надеюсь, меня все-таки постигнет судьба мухи, – бормочу я.

Олег пристально смотрит мне в глаза сквозь прорези своей маски, которая меня раздражает. Я поднимаю руку и стягиваю ее и вдруг вижу секундное замешательство на его лице.

–Отдай.

–Не нужно… пожалуйста, не надевай.

Он как-то смущенно трет изуродованную щеку тыльной стороной ладони:

–Зря ты.

–Мне это не мешает.

Поддавшись какому-то порыву, притягиваю его к себе и целую в эту щеку. Мне действительно безразлично, я не испытываю ни страха, ни брезгливости. Олег прижимает меня лицом к груди, и я чувствую, как тяжело он задышал, как борется с собой и как не хочет, чтобы я поняла его чувства. И именно эти эмоции открывают мне его с другой стороны. И я почему-то тянусь к нему сердцем…

–Все, Мари, хватит. Иди к стене.