Мари, в джинсовом обтягивающем комбинезоне, распахнутой кожаной куртке и высоких кожаных ботфортах стояла посреди двора, уперев руки в бока, и крыла матом какого-то бичеватого мужика. Тот чесал репу и что-то бормотал, но Мари не слушала, поливая его на чем свет стоит. Прислушавшись, я понял, что это сторож, что он запил, а Мари обещает выкинуть его на улицу и даже вещи не дать собрать. Ого… выходит, это все ее, что ли? Не хило так…
– Громко орете, Мария Викторовна, – заметил я вслух, когда сторож свинтил куда-то в угол двора.
Мари резко обернулась, увидела меня и замерла.
– Дэн? Ты как тут?
– Да я-то тачку в сервис пригнал, а вот как тут ты?
Она неопределенно махнула рукой:
– А я тут в аренду все это сдаю.
– Откуда дровишки? – выбрасывая в урну пустой стакан и вставая, поинтересовался я.
– Неважно.
Я подошел к ней вплотную, взял за руку и почувствовал, что она дрожит. Тогда согнутым пальцем второй руки я поднял голову Мари вверх за подбородок и заглянул в глаза:
– Бросить меня решила, значит?
– Перестань, Диня, пять лет прошло… – она попыталась вырваться, но я держал крепко.
– И как – нашла нового Верхнего?
По тому, как дернулось у нее веко правого глаза, я понял, что попал в точку – нет, не нашла, а Голод такой, что сейчас ее на что угодно можно уговорить. Мазохизм – это как наркомания, только тем вещества нужны, а этим – боль.
– Поедем ко мне, – хрипло сказал я, чувствуя, как в джинсах все заполыхало от предвкушения. Давненько со мной такого не случалось… – Поедем, зайка, тебе будет хорошо… тебе ведь нужно, я вижу… поедем, я сделаю так, что ты обо всем забудешь…
Она вообще не сопротивлялась, села в только что выгнанную автослесарем машину, махнула ему рукой и сказала, что приедет через пару дней. Я рассчитался за работу и прыгнул за руль.
Ехали молча, но я слышал, как тяжело дышит Мари, отвернувшись в окно, а я мог думать только об одном – скорее добраться. Войти в комнату, запереть дверь, раздеть ее догола, долго-долго целовать всю, а потом толкнуть к кресту… а уж там – ну, как пойдет.
Первым делом, заперев дверь, я щелкнул кнопкой магнитофона, и комнату заполнила «Энигма» – «Mea culpa», я любил эту песню. Мари закрыла глаза, и мне вдруг пришла в голову идея. Я вынул из шкафа маску – такую, как используют для сна в самолетах, но кожаную. Она валялась у меня без дела пять лет. Закрыв Мари глаза повязкой, я начал раздевать ее, стараясь не прикасаться к коже – боялся кончить, как подросток, настолько сильно хотел ее. Под джинсами у нее были чулки – эту дурацкую привычку она подхватила сразу после школы, но сейчас вид этих черных чулок завел меня еще сильнее. Я опустился на колени и прижался щекой к ее обнаженному животу, боясь дышать. Кожа Мари пахла чем-то знакомым, от чего у меня внутри все свернулось в клубок. Нет, надо срочно что-то делать, пока я не похерил весь экшн своей ванилью…
Я зафиксировал ее к кресту, сам быстро переоделся в белую рубаху, закатал рукава и вытряхнул в кресло комплект девайсов. Нет, не могу, надо сначала напряжение сбросить… Я подошел к обездвиженной Мари, просунул руки между ее грудью и крестом, прижался к ее спине, задышал ей в шею и почувствовал, как она подалась назад, навстречу мне, поднимая ногу и закидывая ее мне на бедро. Мне совершенно отвинтило голову, я осторожно опустил руку и вошел, услышав, как она застонала и выгнулась еще сильнее, навстречу моей руке. Черт… я уже не хотел экшен, хотел просто трахать ее, привязанную, так, чтобы она кричала и извивалась, подчиняясь тому ритму, что я могу задать…
Все закончилось довольно быстро, я ждал, что сейчас она отпустит какую-то из своих колких шуточек по поводу моей новоявленной скорострельности, но Мари молчала, только дышала тяжело и прерывисто, упираясь лбом в крест и пытаясь восстановить дыхание.
– Ну что, Машуля, полетели? – я взял с кресла флоггер и взмахнул рядом с ней. – Ты как хочешь – помягче, пожестче?
– Не говори… просто делай… – прошипела она, выгибая спину, и я, размахнувшись, нанес первый удар.
Это всегда как в воду нырять – первый удар, первый ответ, первая красная полоса на коже… Дальше все становится совсем просто – ты увеличиваешь темп, стараясь не сбить ритма, увеличиваешь силу удара, наносишь их по тем местам, где гарантированно нет опасных нервно-сосудистых пучков. Бьешь с паузами до тех пор, пока не устанешь сам – или не выбьешь из нижней стоп-слово. Ну, в нашем случае, конечно, второе практически исключалось…
Мари постанывала под ударами флоггера, но я почему-то чувствовал в этом фальшь – как будто она хочет доставить удовольствие мне, а потому притворяется. Нет, подруга, так не пойдет. Я быстро сменил девайс на две «кошки» – не так давно Олег научил меня работать с двух рук сразу, я еще ни на ком, кроме его нижних, это не опробовал. Получив по два удара вместо одного подряд, Машка попыталась повернуться, забыв, что на ней маска:
– Что это?
– «Кошки», не бойся… – процедил я, нанося удары снизу-вверх и крест-накрест, елочкой – так всегда делал Олег, и мне нравилось, какой рисунок потом остается на коже.