Твоя капля крови

Ох, как же ему хотелось пить. Стефан послал слугу за вином – тот поплелся, будто на ногах у него были колодки. Здешние слуги все нерасторопны; но, вызови он кого-нибудь из дома, и цесарь, и вся столица будут смотреть косо. У остландцев есть прекрасная поговорка: будьте как дома, но не забывайте, что вы в гостях. Будьте в Остланде как дома, князь Белта, но не забывайте, что вы всего лишь заложник, приехавший ко двору, чтоб сохранить жизнь брату и фамильный замок – отцу. Играйте себе в советника, раз уж правителю пришла такая блажь, – но не забывайте, что вы всего лишь разменная монета. И для отца, и для… вашего цесаря, хоть бы флорийцы устроили ему веселую жизнь…

Нет, не хватит ему одного вина, которое на вкус сейчас казалось жидким и безвкусным, как стоялая вода. Стефан вздохнул, подошел к стене и сдвинул образ Доброй Матери. Руки его так дрожали, что он не сразу смог открыть тaйник. В спрятанном там бутыльке эликсира оставалось на несколько глотков. Стефан налил немного капель в бокал. Вино чуть потемнело, он выпил – залпом, поскольку вкус у зелья был отвратный. Прикрыл глаза.

«Добрая Матерь, сохрани непутевого сына, уведи от плохого пути, пошли ему Свет…»

Через какое-то время голова перестала кружиться, а нестерпимая жажда немного прошла. Заглянул слуга и доложил, что от графа Назари пришла записка.

Записка оказалась элегантной тисненой карточкой-приглашением. На обороте карточки было написано изящным, почти девичьим почерком:

Очень просил бы Вас пожаловать сегодня на мой скромный вечер. Знаю, что Вы не любите досужую болтовню, но, возможно, мне наконец удастся заинтересовать Вас разговором. Ваш искренний друг, граф Ладислас Назари.

У Ладисласа были новости. И, видимо, срочные, раз уж граф сделал приписку.

Граф никогда не внушал Стефану особой симпатии, да и не пытался. Но все обрывки новостей с родины шли через Ладисласа, так же как и контрабандное зелье. Они оба были чужими на этой земле, хоть Ладислас приехал в Остланд не заложником, а послом.

Что ж, прием – что бы там ни было – поможет отвлечься от мрачных мыслей.

Когда он вошел в залу, голова еще слегка кружилась, но чувствовал он себя терпимо, и даже свет, брызгами разлетающийся от хрустальных люстр, не резал глаза. Общество, собирающееся у графа Назари, было сомнительным – насколько посланник мог позволить себе сомнительные знакомства. Всякого рода богема – поэты и художники. Редкие жемчужины, по словам графа, которые он, согласно молве, поднимал из грязи, чистил и которым находил оправу. А еще чужеземцы, такие же как Стефан, занесенные в Державу не слишком добрыми ветрами.

Хозяин салона стоял сейчас в дальнем углу, склонившись к уху одного из молодых дарований, и что-то ему нашептывал. Невысокий, щуплый, в вечном напудренном парике, каких здесь уже не носили, в узком камзоле. Он заметил Стефана, оторвался от своего протеже и быстро увел князя в пустующий курительный кабинет.

– Совершенно случайно, – сказал он, раскуривая трубку, – мне передали для вас послание. Бродяга, странник – вы понимаете.

Он вынул из кармана плотный бумажный квадрат и передал Стефану.

Марек… как же давно от него не было вестей… Стефан вестей и не ждал – не нужно брату так рисковать. Официально тот считался мертвым – умершим от чахотки в тюрьме Швянта через полгода после восстания. Мареку было тогда всего восемнадцать, но его собирались отправить в крепость недалеко от Цесареграда вместе с остальными бунтовщиками. Его избавило от пересылки и казни только обещание старого Белты прислать к остландскому двору старшего сына – как заложника. Сына, который вовремя уехал из Бялой Гуры и среди пойманных повстанцев не числился.

– Да вам, друг мой, кажется, нехорошо… Вы посидите тут немного, ну а я пойду к гостям.

Стефан благодарно кивнул и развернул послание Марека, едва за графом закрылась дверь.