Тут он бросил быстрый взгляд поверх моей головы. Я оглянулась. Под потолком светился красным огонек камеры наблюдения. Чарли молча положил трубку и, не глядя на меня, вышел прочь. Я перевела дыхание и на негнущихся ногах отправилась следом.
На первый взгляд утопическая Италия середины двадцатого века жила тихой, патриархальной жизнью. Но вскоре стала заметна постоянная настороженность и парадоксальная несловоохотливость здешних итальянцев. Даже спросить дорогу толком не получалось. Разыграв стандартный вариант «бестолковые иностранцы», мы остановились в гостинице. Больше полдня ушло на освоение языка — менталингворам приходилось собирать жалкие крохи из скупых фраз, клещами вытягиваемых из горничных и официантов. Присматриваясь к жизни обывателей, я стала замечать окованные железом двери домов, решетки на окнах даже верхних этажей и лежащие наготове заряженные ружья под прилавками магазинчиков. Люди жили в постоянном страхе, но причину этого установить не удавалось. Мне здесь не понравилось сразу, и чем дальше, тем тягостнее становилось это чувство.
Да и сама работа… Это было ужасно. Делать что-то бок о бок с Уокером мне оказалось просто невыносимо. Уже само его присутствие рядом моментально выбивало у меня почву из-под ног. Я совершенно переставала соображать, терялась, несла всякий вздор, заикалась и все время путалась. Чарли приходилось повторять мне одно и то же по три раза. Но надо отдать ему должное — он не раздражался, не повышал голоса. С нечеловеческим терпением объяснял все снова и снова, лишь в глазах изредка проскальзывала знакомая усмешка. Да, знаю, я вела себя хуже закомплексованного подростка, но ничего не могла с этим поделать, а он… Господи, он прекрасно видел все это и, несомненно, все понимал! Говорил же, что оставляет меня на десерт, и вот — он вовсю наслаждался игрой в кошки-мышки.
Первый изматывающий день наконец-то подошел к концу. Постояльцы гостиницы задвигали засовы дверей, запирали решетки балконов и даже плотно задергивали занавески. Я в своем номере сделала так же — мало ли, что у них тут бывает по ночам.
Когда пробило десять, в дверь постучали. Я, не задумываясь, открыла. Это оказался Уокер.
— Что случилось? — встревоженно спросила я.
— Ничего не случилось. У нас теоретическое занятие.
— Сейчас?
— А что, бывает иначе? — усмехнулся Чарли. — По вечерам ведь всегда занятия, насколько мне известно. Что-то изменилось?
Вот черт, действительно. А я и забыла…
— Хорошо, — пискнула я. — Проходи, располагайся.
Уокер прошел в комнату и расположился на кровати. Собственно, кроме кровати, в крошечном номере и присесть-то было больше некуда.
— Кстати, не спеши сразу открывать дверь, — посоветовал он. — Видела, как тут все баррикадируются?
— Разве нам есть чего бояться? — нервно фыркнула я. Нет, нервничала я вовсе не из-за абстрактной опасности извне, а из-за вполне конкретного мужчины, который с удобством облокотился на подсунутую под бок подушку, и приглашающе похлопал ладонью рядом с собой. Я притворилась, будто не заметила этого жеста, и осталась стоять, сложив руки на груди.
— Ну, и какой будет тема занятия?
Чарли чуть развел руками.
— Странный вопрос, Джелайна. Ты же сама вчера выбрала курс для изучения.
— Да? — растерялась я, отчаянно делая вид, что не припоминаю. — Э-э… и какой?
Он пожал плечами с самым невинным видом.
— Акупрессура.
Ну вот, Джел, ты и доигралась… Как говорится, не умеешь — не берись.
— Знаешь, — неуверенно начала я. — Давай лучше перенесем этот курс как-нибудь на потом — когда начнем нормально работать. Будем учиться всей группой.
— В этом нет смысла, — весело поблескивая глазами, ответил Уокер. — Акупрессуре обучаются индивидуально. Никто ведь не учит, скажем, хирургии по телевидению, верно? Нужно показывать на практике.
Он сел прямо, отодвинул подушку и поманил меня.
— Иди сюда.
Ну вот как у него это так выходит, а?! Он ведь не сказал и не сделал ничего особенного. Любой из знакомых мне парней мог точно так же прийти, развалиться на кровати и сказать то же самое, не вызвав никаких неоднозначных ассоциаций. Но рядом с Чарли мне все казалось двусмысленным.
— Иди сюда, Джелайна, — улыбаясь, повторил он. — Я не съем тебя.
Упрямиться было глупо. Я осторожно присела на самый краешек кровати. Уокер сам подвинулся ближе и подцепил мою руку, взвесив ее на своей ладони.
— У человека на каждой кисти находится по двадцать восемь активных точек, — неторопливо заговорил он, легко водя кончиком пальца по тыльной стороне запястья. Тема была вполне нейтральной, и я начала постепенно успокаиваться, переключившись на тактильные ощущения.
— На всем теле этих точек больше трех сотен, — продолжал Чарли. — Большинство из них бесполезны для обычного воздействия, годясь только для иглоукалывания. Из оставшихся еще две трети отпадают по причине слабой отдачи — это так называемые терапевтические точки. А мы будем изучать те, что обеспечивают заметный, практически мгновенный эффект. Снять боль или причинить ее, лишить сознания или обездвижить. Путем определенных манипуляций можно даже убить.