Твой сын, Одесса

…Девятого февраля 1942 года над Одессой валил густой снег, злой ветер подхватывал его, закручивал в белые жгуты, с воем и свистом хлестал теми жгутами прохожих по лицам, по глазам, норовил сбить с ног.

Хорошенко в тот день не работал — грипповал. Алексей закрыл мастерскую — кто придет в такую непогодь! — пошел к родным. Яша с Чиковым поднялись в свою комнату на четвертом этаже.

Вскоре пришла Тамара. Большой теплый платок, длинное пальто и кирзовые сапоги были так залеплены снегом, что Яша и Чиков еле отчистили их на лестничной площадке. Ребята усадили босую, продрогшую от холода Тамару на койку, закутали суконным одеялом.

— Грейся. Спирту немножко выпьешь?

— Нельзя, — вздрагивая всем телом и согревая дыханием закоченевшие кулачки, ответила Тамара. — Скоро Павел Владимирович придет.

Маленькая, щупленькая, коротко стриженная, она и теперь напоминала Яше скорее смышленого крестьянского паренька, чем ту веселую и таинственную молодую женщину, которую он встречал иногда на праздничных вечеринках у ее родственницы.

— А вы меня помните, Тамара?

Межигурская засмеялась, не отнимая кулачков ото рта, будто грела их не дыханием, а смехом.

— Помню, Яшко.

— Нет, не тогда в катакомбах, а еще до войны. Помните, вы на Октябрьские гуляли у наших соседей, мы с Толиком, сыном вашей родственницы, читали стихи о Дзержинском, а вы подошли потом и прикололи нам на галстуки гвоздики…

— А потом ты оборвал у соседки все хризантемы в палисаднике и навалил мне целую охапку… — все так же смеясь, вставила Межигурская.

— Значит, помните! — залился краской Яша. — А я думал.

— Помню, Яшко. Только ты был тогда просто бесшабашным сорванцом, а теперь — подпольщик, разведчик. Я слежу за твоими успехами и горжусь тем, что рекомендовала тебя и Алешку в отряд… Вот только танцевать тебя так и не научила. Ну, ничего, у нас с тобой еще все впереди. Правда?

Так вот откуда Бадаев все знало нем! А Яшето казалось, что все так просто — понравился Бадаеву Яшко-капитан, и все тут!.. И раньше Яша как-то тянулся к этой загадочной для него молодой женщине-чекистке, а сейчас почувствовал, что стала она для него такой близкой, такой родной, что, может, кроме матери… да еще, кроме Лены, Ли… никого нет у него роднее… Ему захотелось рассказать ей о Ли, о своей любви, доверить ей то, что, пожалуй, никому и никогда не доверил бы… И рассказал бы, если б не Петр Иванович, который все время крутился в комнате Гордиенко, то, вдруг вспомнив о чем-то, бежал в свою комнату, где сиял белой скатертью, рюмками и графинами большой стол, чтобы через минуту снова зайти и спросить, не хочет ли Тамара выпить чего-нибудь или поесть.

Хотел Яша рассказать о Ли. А заговорил совсем о другом:

— Мне бы таким, как вы… И как Бадаев.

— Каким же, Яшко? — все еще смеясь, дула на пальчики Тамара.

— Чекистом. Смелым и… твердым, как кремень.

Тамара вдруг перестала улыбаться. Она взяла Яшину руку в свою холодную, тонкую и сильную ладонь:

— Нет, Яшко, нет. Чекист не кремень. Чекист — это… Это как горьковский Данко. Помнишь? Вынул из груди свое сердце и зажег его, как факел, для того, чтобы спасти других.

Неожиданно вошел Бадаев, возбужденный, раскрасневшийся от холода, довольный.

— Ах, хороша вьюжка! — потирая озябшие руки, смеялся он. — Родные края напоминает. В лес бы сейчас, в домик на курьих ножках: в маленьком камельке уютно теплятся угли, на столе шипит чайник, пахнет сухим листом и травами, а за окном — светопреставление! Ах, прелесть!.. Говорят, боги не засчитывают в счет жизни время, проведенное на охоте… Правда, Яша? Да откуда тебе знать, твоя стихия — море! И это не хуже, я думаю… А кстати, как твой подрывник, все еще хворает?

— Обойдемся без Зиня. Я говорил с его дедом, ко Дню Красной Армии рванем офицерское собрание…

— Хорошо бы, Яшко, хорошо! Вон черноморцы в районе Судака в третий раз десант высадили. Надо и нам почаще напоминать господам завоевателям, что они не гости на нашей земле, а воры, что мы здесь хозяева.

— Будет сделано! Все будет точно!

— А завтра, Яшко, — Бадаев отвел Яшу к зашторенной черным молескином балконной двери, чтобы остальные не слышали их разговора, — сходи на квартиру к Екатерине Васиной. Адрес знаешь?

Яша молча кивнул головой.

— Там дед Кужель наших людей из Молдаванки на ночь пристроил. Помоги Васиной определить их на квартиры. И документами помочь надо.

— Есть! — по-флотски ответил Яша. — Несколько бланков паспортов еще от Фимки осталось. Как он там, Владимир Александрович?

Ответить Бадаев не успел — вошел Бойко, увидел Бадаева, засуетился, позвал жену:

— Жека, принимай дорогого гостя, приглашай к столу.

— Э-э, нет. Не могу. До комендантского часа надо выйти из города.

— Да что там комендантский час! — подскочил Бойко. — Мы с Яковом вам такой аусвайс, такой пропуск дадим — днем и ночью можно ходить с ним по городу. Правда, Яков?

— Не уговаривай, Петр Иванович, не могу. Дело есть дело.

— Ну хоть за столом посидите. Не обижайте Жеку.

— Я такую настоечку на чистом спирту приготовила, такие огурчики достала… и маслинки малосольные, закачаетесь!