Твой сын, Одесса

Вернулся директор Бреда. Ковыряя спичкой в зубах и сыто икая, он на ходу махнул рукой охраннику: гай ла хары! Тот зевнул, потянулся и вышел. Директор молча понаблюдал за работой Железняка и Яши (они уже монтировали последнюю секцию за директорским столом), что-то пробубнил себе под нос и уселся в кресле поудобнее, щелкнул портсигаром, закурил.

Сытный ужин и несколько рюмок рома хорошо успокаивают нервы. Андрецою, оказывается, не затаил на него зла и за ужином был любезен, как всегда, вовремя наполнял рюмки. Ремонт сегодня будет закончен, а послезавтра приехавшие в поезде-люкс высшие чиновники Транснистрии увидят директора Бреду в его кабинете, может быть, единственном в Одессе кабинете, отвечающем требованиям лучшего вкуса, и сразу поймут, что Бреда — ого, не такой уж простачок, с ним стоит иметь дело!.. Директор Бреда даже губами почмокал, засыпая и роняя недокуренную папиросу на стол…

Железняк взял в руки увесистый разводной ключ, встал сзади директорского кресла и подмигнул Яше. Тот бесшумно, как кошка, подскочил к зеленой папке, рывком раскрыл ее. В ней лежало всего два отпечатанных на машинке листочка — два экземпляра секретного расписания поездов. Между ними — синяя копирка: видно, машинистка согласно правил секретного делопроизводства сдала директору Бреда всю закладку. Яша хотел забрать всю папку, но Железняк шепнул:

— Бери только копирку.

Он все время держал над затылком Бреда разводной ключ, на случай, если тот не вовремя проснется.

— Почему только копирку? — спросил Яша, когда снова начали возиться у калорифера.

— Копирку он просто забыл уничтожить. Ее не хватятся. А если обнаружит пропажу расписания, поднимет хай, сообщит по линии, расписание изменят.

— Трахнули бы его ключом по башке.

— Нельзя. Все дело погубим…

…В полночь Яша, показав охраннику ночной пропуск, выданный на имя сотрудника полицейского управления Николая Бакова, торопливо вышел в тревожно спавший город. Шел ранний, первый в этом году снег. Он падал густыми мокрыми хлопьями. Темень будто вздрагивала, словно перед глазами колыхался серый занавес. На мостовую ложился тонкий белый ковер, он приглушал уличный шум.

Может, скоро поезд-люкс будет на подходе к Одессе, соображал Яша. Надо как можно быстрее добраться в Нерубайское. Там у хаты деда Помилуковского уже ждут связные Бадаева. Некогда тащить расписание через запасные ходы, проложенные за несколько километров от штаба. Расписание просто положат в ведро и опустят в колодец. На глубине семи метров в стенке колодца есть незаметная сверху ниша, соединенная с секретной штольней, в которой дежурит партизан. Он перехватит ведро, вынет пакет, и пусть себе дед Помилуковский набирает воду, а расписание через пять минут будет у Бадаева… Только быстрее, быстрее надо в Нерубайское!

Яша миновал привокзальную площадь и, несмотря на темень и снег, сразу же заметил на противоположной стороне улицы патруль. Прятаться было поздно. Единственный выход: спокойно и смело идти вперед, авось его не заметят. А если заметят, придется снова пускать в ход Фимкин документ.

Но его заметили.

— Эй, парень! — окликнули его по-русски. — Топай сюда, господа патрульные ночным пропуском интересуются.

Случилось самое худшее. Его заметил комбинированный патруль, в который, кроме румынских солдат, входил и полицейский из местных предателей. Эта гадина могла узнать в лицо Яшу или, того хуже, знать по полицейскому участку Николая Бакова, на имя которого выдан документ. Нет, к такому патрулю лучше не попадаться — сам погибнешь и Фимку завалишь. Как назло, снег прекратился, сквозь поредевшую пелену туч пробился жиденький свет луны. Яша быстро окинул взглядом улицу. До угла Ришельевской было шагов семьдесят: если быстро побежать, можно скрыться за углом раньше, чем патрульные успеют снять с плеч автоматы и дать очередь.

— Стой! Стой, стой! — Послышалась русская и румынская ругань. Автоматная очередь распорола тишину ночи.

Пробежав метров сто, Яша на секунду остановился возле парадной двери старенького двухэтажного дома, уныло тянувшегося по меньшей мере на полквартала. Здесь когда-то жила вдовая тетка Миши Куртича, друзья частенько собирались в ее просторной комнате, чтобы вместе готовить уроки. Миша никогда не заставлял тетку спускаться со второго этажа открывать дверь. Он вставлял в щель под отставшей филенкой лезвие перочинного ножа и ловко отодвигал задвижку. Пока Яша доставал нож из брючного кармана и шарил в темноте лезвием, отыскивая щель, патруль уже выскочил из-за угла. Яша еле успел захлопнуть за собой дверь, как раздалась автоматная очередь и по двери чиркнуло несколько нуль. Он закрыл дверь на железную задвижку и одним махом взлетел на площадку второго этажа. Двери всех квартир оказались запертыми, а внизу в парадную уже грохали тяжелые приклады. Дом проснулся, в квартирах послышались растерянные голоса, их перекрыл истошный женский вопль, залился душераздирающим плачем младенец.