Твой сын, Одесса

Смуглый и юркий, как бычок-подкаменщик, Абраша вынул из кармана жестяную школьную ручку-вставку, маленький граненый стаканчик и лезвие безопасной бритвы. Надрезав лезвием кончик среднего пальца на левой руке, Капитан выжал несколько похожих на ягодки красной смородины капель в стопку и передал лезвие Володе. Тот заметно побледнел, прежде чем взять лезвие зачем-то погладил себя ладонями по щекам, вздохнул и тоже, надрезав палец, накапал крови в стопку. Затем Куртич и Уманов.

Капитан расправил сложенный вчетверо листок плотной бумаги и, подняв правую руку, начал читать громко, четко выговаривая каждое слово, будто на школьном сборе перед сотнями слушателей:

— Мы, комсомольцы Яков Гордиенко, Михаил Куртич, Абрам Уманов и Владимир Федорович, связанные узами дружбы и товарищества с первой школьной скамьи, сегодня, двадцать второго июня тысяча девятьсот сорок первого года, в день расставания, обещаем друг другу и клянемся…

Капитан поправил полосатый тюрбан и обвел глазами стоявших перед ним:

— Где бы ни были, не забывать друг друга… Клянемся!

— Клянемся! — дружно ответили трое, поднимая над головой кулак правой руки.

— Помогать друг другу в беде… Клянемся!

— Клянемся!

Мы клянемся любимой Отчизне:
Расстояньям и тьме вопреки,
Будут светочем в море и в жизни
Лишь советской земли маяки!.

— Клянемся!

Капитан взял у Абраши ручку, макнул перо в кровь на дне стопки и начал подписывать клятву. Перо плохо слушалось. Яша несколько раз макал его в стопку. Наконец подписал и передал ручку Куртичу.

Когда все подписались, Капитан взял листок, свернул его трубочкой, вложил в черный футляр от бритвы, спрятал в карман и дал знак Володе Федоровичу. Володя вскочил на банку, сорвал с головы тельняшку, взмахнул ею, как флагом, и запел. Первый луч солнца вызолотил растрепавшуюся Володину шевелюру, залил киноварью взметнувшуюся тельняшку, и старенькая еловая шаланда показалась Фимке могучим быстрокрылым фрегатом. Он смотрел в тающую над морем утреннюю дымку и видел сияющие жемчуга в прозрачной воде, острые базальтовые скалы и сказочные, заросшие красными розами и узорчатыми пальмами берега, о которых пел Володя.

…Возвращались под парусом. Разморенные зноем, ребята сладко спали на банках, подложив кулаки под головы. Капитан молча перебирал пальцами шкоты, направляя послушную «Диану» по золотой дорожке, простеленной в море солнцем.

— Хочешь подержать? — улыбнулся он Фимке, показывая зажатые в пальцах бечевки-шкаторины.

— Не, — покачал головой Фимка. — Не умею.

— Ничего. Научишься. Будешь теперь с нами ходить вместо Миши Куртича. Будешь?

Фимка обрадовался и осмелел:

— А правда, что ты с парашютом с Больших камней прыгал?

— Кто тебе сказал? Вовка?

Фимка кивнул, головой.

— Вот звонарь! — улыбнулся Капитан. — Это он выдумал. Что я — чокнутый, со скалы прыгать. Низко, парашют не успеет раскрыться. Под воду в скафандре спускался, это — да. У нас во Дворце пионеров — водолазный кружок. Приходи. И ты научишься.

Фимка отрицательно покачал головой и отвел в сторону погрустневшие, как показалось Капитану, глаза.

— Приходи. Это же интересно, — настаивал Капитан. — Царство бога морей Посейдона…

— Нет, — вздохнул Фимка. — Меня не примут.

— Ну, что ты! Я с тобой пойду к руководителю, скажу…

— Не примут, — перебил Фимка. — У меня… легкие болят. Меня и послали сюда, к бабке, легкие морем лечить.

— Фью-ю! — присвистнул Капитан. — Тогда, верно, не примут… Только ты не переживай, друг. Будем на «Диане» по утрам ходить. По утрам, говорят, морские брызги хорошо действуют на эти самые легкие…

Капитану явно хотелось успокоить товарища, и он спросил, чтобы уйти от неприятного Фимке разговора:

— Ты сколько классов окончил?

— Десять.

— Ого! Ты что же, старше нас?

Фимка согласно кивнул головой. Теперь Капитан уже с завистью глянул на Фимку и тут же решил показать свое превосходство:

— Это что? А вот у нас в школе… А вот через две недели «Товарищ»… Знаешь, такое учебное судно есть? «Товарищ» уйдет в плавание с нами, будущими штурманами, на борту. Уйдем в дальние края. Во!..

Вдруг Капитан, не окончив фразу, умолк, подался телом вперед, напряженно всматриваясь в приближающийся берег.

— Эй, пираты, тревога! Свистать всех наверх! — крикнул Капитан.

Ребята вскочили, протерли глаза.

— Абраша, ты у нас самый востроглазый, ну-ка, посмотри на скалу у причала: не наша ли Нинка там что-то сигналит?

Абраша, приставив ладони козырьком к глазам, долго всматривался в синеющий берег.

— Нинка-то, Нинка, — наконец сказал он озадаченно. — Но что она семафорит, не разберу. Вначале будто: «Спешите к берегу», а дальше какое-то слово непонятное.

— Быстро на весла! — забеспокоился Капитан. — Может, с батей что случилось.

…На берегу, нервно теребя подол пестрого платьица, стояла светловолосая, такая же круглолицая и крепкая, как Яша, девчонка. Не успела «Диана» ткнуться носом в песок, как она подбежала:

— Хлопцы, скорее! Война!..

— Ты что, Нинка, сдурела?! Соображаешь, что говоришь? — осердился Капитан.