Твой смертный грех

Весь вечер я сидел и думал. Вспоминал свою жизнь, вспоминал убитого Реваза. Он был самым известным «вором в законе», одним из самых крупных криминальных авторитетов, а в молодости – безжалостный убийца. Но он мне как-то сказал: «Есть преступления, за которые нормальному мужчине бывает стыдно». И теперь я сидел и вспоминал свою жизнь. Если завтра Шарджин сделает то, что хочет сделать, а я ему не помешаю, мне всю оставшуюся жизнь будет стыдно. Я вспоминал свою семью, с которой так безжалостно расправился Димаров, и понимал, что не могу допустить такой безжалостной бойни в доме Ярмыша. Скажу откровенно, я его терпеть не мог. Но у этого бывшего борца были две дочери, четырнадцати и шестнадцати лет, и жена, которой было лет тридцать пять. Не мог я спокойно заснуть, зная, что именно может произойти завтра.

Я просидел до четырех утра. Вспоминал свою жизнь во французской тюрьме и все, что было раньше. Наперекосяк пошло еще тогда, когда я служил в армии. Другие возвращались, отслужив свой срок, а я вернулся после Карабаха и Ошской долины. Говорят, что солдаты, прошедшие войну, уже не бывают прежними, как отведавшие крови дикие животные. Они становятся другими, более жестокими, более безжалостными, более иррациональными. А я побывал на гражданских войнах, которые в тысячу раз страшнее, чем обычные, и в тысячу раз безжалостнее по отношению друг к другу. Поэтому и вернулся совсем другим человеком. Я не знал, как поступить. В Бога я не верил, но позволить убивать и насиловать ни в чем не повинных девочек просто не мог, точно зная, что мне не будет покоя и прощения, если допущу эти убийства.

И в пятом часу утра я поехал к Ярмышу. Он жил недалеко от порта, в своем доме, стоявшем на отшибе. Шарджин знал об этом, поэтому так изуверски и планировал утреннее нападение. Я долго стучал в окно, пока наконец Ярмыш не открыл мне двери. У него в руках был пистолет.

– Пришел ко мне домой, Казбек? – неприятно улыбнулся он. – Решил сводить счеты прямо здесь?

– Убери пистолет, Ярмыш, – предложил я, – у меня к тебе важное дело.

Он испытующе смотрел на меня.

– Кто там? – услышал я за его спиной голос жены. Она была в ночной рубашке и в накинутом халате.

– Ничего, – сказал он, не сводя с меня глаз и не поворачивая головы, – иди спать. Это мой знакомый. Мы должны переговорить.

Она ушла в комнату. Ярмыш по-прежнему не сводил с меня глаз и не опускал оружия. Я поднял обе руки и тихо сказал:

– Не будь дураком, пусти меня в дом. За нами могут следить.

Он посторонился, пропуская меня. Мы прошли на кухню и уселись за небольшим столом. Ярмыш положил пистолет перед собой, и я рассказал ему о плане Шарджина. Я понимал, что совершаю в некотором роде предательство, выдавая план своего сообщника, но пусть этот совсем не смертный грех предательства останется на моей совести, ведь тогда я спасу сразу три невинных души. Душу самого Ярмыша мне спасать не хотелось, но я хотел спасти его девочек и жену. Нужно было видеть лицо Ярмыша после моего рассказа. На лбу вздулись жилы, и он так сильно покраснел, что я даже испугался, что его хватит удар. Он положил два своих огромных кулака на стол и уставился на меня немигающими глазами, тяжело дыша. Я понимал, что он хочет сначала убить меня, а уже потом всех, кто придет в его дом.

– Зачем? – спросил он меня. – Зачем ты мне это рассказал?

– Семь лет назад, в девяносто втором, мой личный враг пришел со своими подручными ко мне домой. Они зарезали мою мать, пытали и убили моего брата, его жену и задушили двух моих племянников. Теперь ты мне веришь?

Он долго смотрел на меня, потом неожиданно протянул свою руку. Я протянул свою, и он больно сжал мою ладонь.

– Я бы никогда не поверил, если бы ты не рассказал про свою мать. Сейчас позвоню своим ребятам.

– Нет, никого не зови. Среди твоих может оказаться информатор Шарджина. Я думаю, что один или двое твоих ребят работают на него, лучше никого не зови.

Он снова недоверчиво уставился на меня.

– Если бы я хотел тебя предать, я бы просто не пришел, – пояснил я. – Успокойся, я думаю, мы и вдвоем справимся, у меня тоже есть оружие. Просто давай сделаем иначе. Отошли свою жену и дочек куда-нибудь в надежное место и не говори мне, куда они уходят, чтобы я об этом не знал и ты чувствовал себя лучше.

– Нет, – возразил он, – мы умрем все вместе. Но я их никуда теперь одних не отпущу.

– Хорошо, – согласился я, – пусть спрячутся в комнате, где есть надежная дверь.

Он тяжело поднялся и пошел в спальню к дочкам. Я услышал их голоса. А потом они все прошли в какую-то угловую комнату. Ярмыш достал еще один пистолет и вручил его жене.

– Если меня убьют, сначала стреляй в девочек, – неожиданно предложил он, – а потом в себя.

Жена кивнула. Она была мужественная женщина, но я видел, как у нее изо рта потекла струйка крови. Это она так сжала губы, чтобы не закричать и не расплакаться.

Мы просидели с ним на кухне до восьми утра, почти не разговаривая друг с другом. Говорить было не о чем. Либо мы должны вместе умереть, либо вместе выжить.