Твой последний шазам

— Только пообещай, пожалуйста, больше не драться.

Я нехотя пообещала, и мы кое-как выбрались из канавы.

Руки, ноги и плечи целиком покрылись сетью красных пупырышков, которые нещадно горели и чесались. Было унизительно и больно до слёз. В один миг всё перевернулось с ног на голову. Я ехала к нему с чувством раскаяния и вины, а он, как оказалось, даже видеть меня не хотел.

И как я могла забыть? Амелин всегда был трикстером — порой нежным и ранимым, как ребенок, а иногда тёмным, опасным и совершенно непредсказуемым.

У меня никогда не получалось долго злиться на него, потому что потребность быть рядом, оказывалась сильнее любой злости, но сейчас я собиралась уехать без каких-либо разговоров или объяснений.

— Прошу, не обижайся, — он держался позади на безопасном расстоянии. — Я правда тебе рад. Очень рад. Никогда бы не подумал, что из-за меня ты потащишься в такую даль по такой жаре. Только подумать, Тоня! Ты приехала ко мне. Сюда! Я так устал скучать по тебе, честно. Ты мне каждую ночь снишься. Может и сейчас тоже сон?

Его искренний тон мог сбить с толку кого угодно, но только не меня.

Под ноги попался камень. Я подняла его и, не оборачиваясь, кинула назад.

— Вчера как раз старые вещи разбирал и подумал: было бы здорово, если бы Тоня сюда приехала. Там на чердаке столько всего интересного! Кстати, ты голодная? У меня весь холодильник забит. Не молчи, пожалуйста. Остановись. Давай нормально поговорим.

В кустах сирени я подобрала свой рюкзак и пошла дальше

— Просто можешь представить себе самую глубокую холодную чёрную пропасть? А потом в ней вдруг появляется тёплый живой свет. И этот свет — это ты. Это правда. Я не вру. Только обожди, пожалуйста, пять минут, я тебе раствор соды сделаю, чтобы ожоги помазать, а потом провожу до автобуса.

— В смысле? — я недоуменно остановилась и повернулась к нему. — Что значит проводишь до автобуса?

— Нет, ну то есть, ты же уезжаешь, да? — он растянул такую милую улыбку, что я еле сдержалась, чтобы не нарушить обещание и не влепить ему затрещину.

— А хочешь, я тебя провожу до Москвы?

— Если я сейчас уеду. То тебя в моей жизни больше не будет никогда! Ясно?

После бурных поцелуев в канаве, я ожидала чего угодно, но только не этого. В этом был весь Амелин, его хотелось любить и убить одновременно.

Сунув руки в карманы, он упёрся в меня долгим задумчивым взглядом.

— Давай я тебе по дороге всё объясню.

— Либо ты объясняешь всё прямо сейчас. По-номальному, без глума. Либо это последний наш разговор.

— Можно тогда я подойду, чтобы ты не кричала на всю деревню?

— Можно, — малодушно ответила я, отчётливо осознавая, что если он сейчас подойдет и обнимет, то я точно сдамся, но внезапно лицо его вытянулось, и он застыл, глядя мне куда-то через плечо.

Я обернулась, там на дороге возле большого ржавого крана, стояли Лёха и Якушин.

Саша надавил на какую-то ручку и из его носика мощной струёй хлынула вода. Лёха сначала подставил ладони, сделал из них пару глотков, а потом сунул под струю голову.

— Меня мама одну не хотела отпускать, — сказала я Амелину после напряженного молчания.

От дурашливой радости на его лице не осталось и следа.

— Я так и понял.

Глава 8

Никита

По правде говоря, Лёхе я сочувствовал. Трифонов сам попросил его помочь, а потом, когда всё так закрутилось, только наехал. Кто же знал, что мама у Тони такая вредная и несговорчивая?

Вообще-то на Лёхином месте должен был оказаться я, поэтому ни капли не обиделся, когда на следующее утро, услышав в трубке мой голос, он разразился возмущённой тирадой о том, что я его подставил и теперь по гроб жизни ему обязан. Что именно обязан, мы так и не выяснили, но я извинился и на полном серьёзе пожелал ему хорошей поездки. Он же послал меня куда подальше, а потом пообещал приехать, как только сможет.

Однако на этом сюрпризы не закончились. Когда мы с Дятлом пришли в назначенное место, где договорились встретиться с Трифоновым и Максом, то увидели их сидящих на капоте тёмно-синего старого Форда с аэрографическим рисунком в виде электрических разрядов вдоль всего кузова. Ни дать, ни взять — реквизитный автомобиль из Мэд Макса.

При виде которого Дятел позабыл обо всем. Наспех поздоровавшись с ребятами, он скинул свою сумку прямо на асфальт и принялся ощупывать его и оглаживать, а как узнал, что мы поедем на нем, так и вовсе задохнулся от восторга.

Я же к компании Артёма отнёсся довольно прохладно. Странно, что Трифонов согласился взять пятого человека и делиться с ним потом деньгами. Тем более такого, с которым проблем явно не оберёшься, но мнение своё я оставил при себе, да и высказывать его было поздно.

Однако против того, чтобы отправиться в лагерь на крутецкой тачке я ничего не имел.

Ехали быстро, стёкла были опущены, ветер, обдувая со всех сторон, яростно трепал нам волосы. Ноги Макса в больших белых кроссовках, закинутые на торпеду, покачивались в такт орущей музыке. На щиколотке одной из них было неброско вытутаировано слово «Беги», и оно как нельзя лучше подходило, чтобы описать охвативший меня ошалелый настрой.